Том 3. Записки охотника
Шрифт:
Оказалось, что это была сумасшедшая, жившая в лесу уже свыше тридцати лет; ее кормили пастухи. Половину своей жизни она проводила, плавая в речке.
И великий русский писатель добавил:
— Никогда в жизни я так не пугался, потому что не мог понять, что это было за чудовище» (Ги де Мопассан. Полн. собр. соч. в 12-ти т. М., Правда, 1958. Т. X, с. 339–340. Оригинал см. в издании: Oeuvres compl`etes de Guy de Maupassant. La petite Roque. Paris, Louis Conard, 1909, p. 271–273).
8. РАЗМЕЖЕВАНИЕ.
В качестве замысла рассказа для «Записок охотника» значится в Программе III(1847). Замысел,
9. Н. А. ВЕНЕВИТИНОВ.
В качестве самостоятельного замысла значится в Программах Vи VI(1847). Б. М. Эйхенбаумом в 1928 г. (Т, Сочинения,т. I, с. 353) было высказано предположение, что запись «Н. А. Веневитинов» означает в данном случае не название рассказа, а наименование прототипа героя. Предположение подтверждается документальными данными. Гвардии поручик Николай Александрович Веневитинов (род. в 1806 г., ум. после 1866 г.) был троюродным братом поэта Д. В. Веневитинова и в то же время крестником Николая Алексеевича Тургенева, деда писателя. С 1823 по 1829 г. Н. А. Веневитинов находился на военной службе. Однако все имеющиеся сведения о нем не разъясняют нам сущность замысла рассказа.
10. M. H. ЗАСОKOB.
В качестве самостоятельного замысла значится в Программах Vи VI(1847). Предположение Б. М. Эйхенбаума, высказанное по отношению к замыслу «Н. А. Веневитинов» (см. № 9), относится и к этому замыслу. По мнению М. К. Клемана, M. H. Засоков является прототипом героя рассказа «Незадача» (см. № 15), что, однако, мало вероятно.
11. А. И.
В качестве самостоятельного замысла значится в Программе III(1847). Инициалы «А. И.» до сих пор остаются неразъясненными.
12. ПОМЕЩИК ИВАН БЕССОННЫЙ.
В качестве самостоятельного замысла значится в Программах Iи III(1847). М. К. Клеман связывал этот замысел с замыслом рассказа «Реформатор». Между тем герой этого рассказа, как об этом можно судить по незавершенному рассказу «Реформатор и русский немец», именовался не Иваном Бессонным, а Евгением Ладыгиным (фамилия прототипа Ладыгина — Зиновьев). Возможно, что замыслу рассказа «Помещик Иван Бессонный» позднее было дано название «Иван Иванович» (см. № 6).
13. САЗО<НОВ?>.
В качестве самостоятельного замысла значится в Программе VI(1847). Сущность замысла неизвестна, а название его остается неразъясненным.
14. ЗЕМЛЕЕД.
Краткое изложение рассказа «Землеед» содержится в письме Тургенева к П. В. Анненкову от 25 октября (6 ноября) 1872 г. из Парижа: «…в этом рассказе я передаю совершившийся у нас факт — как крестьяне уморили своего помещика, который ежегодно урезывал у них землю и которого они прозвали за то землеедом, — заставив его скушать фунтов 8 отличнейшего чернозему. Сюжетик веселенький, как изволите видеть».
Более развернутое изложение замысла находим в записи рассказа Тургенева, сделанной в 1873 г. Н. А. Островской:
«Ведь у меня было заготовлено много рассказов для «Записок охотника», которые так и не попали в печать. Помню, между прочим, был рассказ об одном истинном происшествии. Бывши студентом (как видите,
Из цитированного выше письма Тургенева к П. В. Анненкову от 25 октября (6 ноября) 1872 г. видно, что замысел рассказа относится к той же эпохе, что и «Реформатор и русский немец», т. е. к концу 40-х годов. В том же письме к П. В. Анненкову Тургенев писал о том, что, придав давно им задуманному рассказу «другую турнюру», он (в 1872 г.) собирался его закончить и опубликовать в газете «Неделя», которой обещан был и рассказ «Русский немец и реформатор» (см. с. 521).
15. ПРИМЕТЫ.
О рассказах «Приметы» и «Незадача» (см. № 16) Тургенев говорит в письме к П. В. Анненкову от 25 октября (6 ноября) 1872 г. как уже набросанных, но затем оставленных по их незначительности. О содержании рассказа «Приметы» дает представление нижеследующая страница из воспоминаний К. К. Случевского, близко знавшего Тургенева:
«Наконец, как бы сама собою, речь перешла к охоте и к охотникам. Несколько насмешливых слов Анненкова, одобренных молчаливой улыбкой Дудышкина, вызвали Ивана Сергеевича на разговор, и он начал вспоминать о том, чего не дописал в своих «Записках охотника».
— Да ведь охотники всё люди мнительные и лгуны, — сказал Анненков.
— Ну, лгуны не лгуны, а что мнительны многие из них, то это верно, — ответил Иван Сергеевич. — Да, вот, хоть бы со мною был случай, который не угодно ли вам объяснить!
Надо заметить, что Иван Сергеевич принадлежал к числу людей необычайно мнительных. Стоило ему встретить по выходе из дома лошадь той или другой масти, которая могла предвещать нечто нежелательное, стоило ему услышать в разговоре какой-нибудь намек на значение числа 13, как Иван Сергеевич тотчас если не содрогался, то как бы суживался и уходил в себя. Он ужасно боялся ночи и снов, а в особенности пугало его во всех видах и всегда чувство смерти.
— Да-с, — говорил Иван Сергеевич, — вот что со мною на охоте было… Не задалась мне как-то в один день охота с Ермолаем…
Как только Иван Сергеевич произнес имя Ермолая, так тотчас же у меня в голове промелькнул весь тот характерный облик его спутника на охоте, столь хорошо охарактеризованный в одном из его рассказов; промелькнула и мельничиха, и равнодушная ко всему на свете Валетка.
— Охота не удавалась, — говорил Иван Сергеевич, — дичи не было, собаки шли лениво. Денек был серый и неприглядный, скука одолевала нас. Понурил голову и Ермолай.