Том 34. Вечерние рассказы
Шрифт:
Сегодня Володя вернулся из гимназии раньше обыкновенного. И голова болит, и все тело ломит. Не смог досидеть на уроке и пришел. Мама, встревоженная за своего мальчика, бросилась помогать ему раздеваться, потом стала спешно разогревать на бензинке вчерашний суп и мясную котлету.
Но Володе не до еды. Голова идет кругом, а перед глазами расплываются темные круги. И капли пота то и дело проступают на лбу.
— Только не разболейся, только не разболейся, мой ангел, — шепчет в тоске мама и нежно целует своего мальчика.
И
У детей Березовых корь.
Бедная Марья Ивановна в первую минуту голову потеряла от свалившегося на нее несчастья. С этой жуткой болезнью в крошечную квартирку входили еще три нежеланных жутких гостя: усиленные расходы, невозможность работать и нужда.
Теперь уже некогда стучать машинкой, да и заказчицы, перепуганные корью, боятся нести работы. Мама разрывается между тремя постелями, делит себя на три равные части между тремя драгоценными для нее больными.
— Мама, пить! Пить хочу! — срывающимся от жара голосом пищит Шура, которая плохо переносит всякие болезни, а эту корь особенно.
И мама несется с теплым, только что приготовленным лимонадом для своей больной девочки.
— Пей, моя родная, пей! — говорит она, нежными руками приподнимая с подушек белокурую голову подростка-дочери.
Шура отведывает питье, морщится и пищит:
— Фу, гадость какая! Теплая! Точно чай! А мне холодненького хочется и кисленького… Здесь совсем и лимона не положено, мама!
— Нельзя холодненького, деточка, доктор запретил!
— А я хочу! — капризно тянет Шура, готовая разрыдаться.
Володя не может вынести противной липкой мази, которою велено натирать детей. Его тошнит. И процесс болезни идет у него одного острее, чем у сестры и брата. Мама с тревогой смотрит в его осунувшееся личико, и ее собственное лицо делается изжелта-бледным от страха.
— Володя, душа моя, тебе очень нехорошо? — спрашивает она чуть слышно.
А тут еще заливается, плачет Ленька. Он отломал голову оловянному солдатику, ревет во весь голос и демонстративно требует маму к себе.
Совсем кстати приходит доктор. Выстукивает, выслушивает детей, прописывает лекарства. За лекарством опять-таки бежит мама. Посылать некого. Прислуги у них нет. И бульон им варит она же, и кормит всех троих с ложечки, и всю ночь дежурит у их постелей, не смыкая глаз. А чуть забудутся дети, вынимает начатое вязанье из кармана и работает над кружевом всю ночь. Кружева, когда они будут готовы, можно выстирать, и зараза от кори не пристанет к ним. А их охотно покупают у нее на рынке.
Всегда и всюду поспевает она. Надо поспеть. Она одна работница в семье. Дети малы. Их надо выходить, поставить на ноги. Она должна успевать работать. Она не может иначе. Она — мать.
Корь, к счастью, не оказалась опасной. Дети спасены. Все трое. Марья Ивановна воспрянула духом. Кроме того, старших двоих удалось, благодаря усиленным хлопотам, устроить на лето на казенную дачу. А Леньку пристроить за плату к знакомым в деревню.
Снова появились заказчицы. Стучит день и ночь машинка. Кроме того, надо обшить детей. Неловко, едут "на люди"… Чтобы не смеялись над ними. Сохрани Бог. Они не сироты какие-нибудь. У них мать!
А дети уже строят планы на предстоящее лето, волнуются, радуются, мечтают. Они счастливы, что едут на дачу, впервые после
На перроне вокзала, куда мама пришла проводить своих старших ребяток (Леньку увезли в деревню неделей раньше), Володе внезапно бросилась в глаза перемена, происшедшая за последнее время с мамой: ее исхудавшая фигура, усталое измученное лицо. И впервые радующемуся отъезду и предстоящему приятному лету мальчику пришла в голову мысль:
— Как мама бедная устала, осунулась… А мыто, эгоисты, уезжаем, и горя нам мало…
Сердце дрогнуло от жалости… От острой боли. Володя кинулся было к матери с готовым предложением остаться с нею дома, утешить ее, разделить ее одиночество, но… Прозвенел третий звонок… Поезд тронулся, мама едва успела перекрестить детей и выпрыгнуть из вагона. И они поехали…
Золотая свирель
Голубое небо красивым нежным пологом повисло над зеленым дворцом короля Доба.
Лесной король жил в своем нарядном дворце, свитом из ветвей жимолости, зеленого плюща и дикого шиповника, в самой чаще дремучего леса.
Страшный и могучий был этот король Доб. Не любил он людей и всячески досаждал им, сталкиваясь на своем пути с ними. Не любил людей Доб за то, что являлись люди врагами его зеленого могучего королевства. Приходили люди с топорами в лесную чащу и срубали могучие дубы, стройные тополя и нежные березки — словом, губили понемногу все королевство Доба. Не знали, конечно, люди, что старые дубы были не кем иным, как важными сановниками и старшинами Доба; стройные тополи — молодой гвардией короля, а белоствольные березки — придворными фрейлинами его дочерей. Было шесть дочерей у короля Доба, шесть стройных зеленооких и зеленокудрых лесных красавиц. И звали их нежными именами цветов. Старшую — Розой, вторую — Гарденией, третью — Резедою, четвертую — Сиренью, пятую Настурцией и самую младшую — скромной Незабудкой.
Старшая Роза была прекрасна, как и подобает быть таковою носительнице имени царственного цветка; Гардения была мудрой и разумной, самой мудрой и разумной во всем лесном королевстве. Сам отец-король считался с мнениями второй своей дочери и спрашивал ее советов. Третья Резеда-королевна была необыкновенной хозяйкой. Все спорилось в ее искусных руках. Умела она приготовить разные вкусные яства, выткать удивительную пряжу или придумать поразительно прекрасный наряд для себя и сестер. Четвертая, Сирень была незаменима в своем умении занять светской беседой гостей, организовать пышный прием во дворце, причем она танцевала так, что маленькие воздушные эльфы завидовали ее уменью и всегда шумно восторгались искусством королевны Сирени. Пятая, Настурция была воительницей. Когда король Доб затевал войну с людьми или с другим лесным королевством, королевна Настурция постоянно шла во главе войска; она первая бросалась в битву и последняя покидала поле сражения. Когда войска Доба начинали сдаваться и выражать малодушие, Настурция вихрем проносилась по их рядам, одним взглядом, одним словом поднимала упавший дух в войске, и победа всегда оставалась за ним.