Том 4. Ход белой королевы. Чаша гладиатора
Шрифт:
– А я тут пока…
– Не уйду я. Вы что это тут делаете?
– А ну иди отсюда, говорю!
– Идем, пргавда… Я все скажу, Сеня. – Пьерка тянул Сеню к выходу.
Но Сеня подвигался медленно и неуступчиво, все время оглядывался. Он видел, как Ремка тем временем жадными руками торопливо шарил по стене, освещенной снизу фонарем, стоявшим на земле. Ремка что-то отколупывал, корябая стену. И вдруг из-под отлетевшей пластины глиняной замазки показалось кольцо, вделанное в камень.
– Я сейчас… сейчас. Вы идите! Я сейчас! – бормотал Ремка, потея от нетерпения.
Он уже чуть было не схватился за кольцо, скребя ногтем, чтобы зацепить
Все вдруг увидели, словно в дурном сне, безвольном и страшном, что стена посередине вяло раздается. Кирпичи сошли с места, осаживаясь вбок. Земля у основания стены стала обваливаться во внезапно образовавшуюся ямину. Прямо над головами у мальчиков повисли вышедшие с ворчливым треском из своих гнезд потолочные балки. А стена медленно расседалась над ширившимся провалом. В щербатой расщелине ее с выпадавшими по краям кирпичами мальчики увидели в отблесках фонаря что-то гладкое, уложенное рядами между гнилыми, расползавшимися досками. Странные продолговатые предметы затаенно посверкивали сквозь коросту ржавчины и неумолимо вываливались через пролом. И замеревшим мальчикам показалось, что эти матово отливающие металлические гадины, внезапно пробудившись от тяжкой дремы, выползают из своего растревоженного логова и еще миг – обрушатся на ребят, которые словно оцепенели на месте.
Но в эту секунду какая-то прянувшая сверху властная сила сграбастала их всех троих сразу и одним швырком, нещадно проволочив коленками и локтями по ступеням, выкинула наверх по лесенке. Исполинская человеческая фигура метнулась к оседавшей стене. Сеня свесился обратно вниз, в подвал. В желтоватом свете, которым исходил оставленный внизу фонарь, он увидел Незабудного. Тот своим могучим плечом поддерживал валившуюся кладку стены. А из раззявившейся за ним пещеры наседали ящики с сигарообразными металлическими предметами.
Отталкивая Сеню, через лестничный люк свесился Пьер:
– Дедушка…
– Пьерка! – хрипло крикнул Незабудный. – Убью, гэть отсюда! Гэть, говорю! Полундра! Аларм!.. – Он надсадно хрипел под тяжестью давившей на него стены и в смятении сыпал то украинскими, то французскими, то русскими словами. – Чтоб духу не было вашего! Убью! Слышишь? Пришибу, как… – Он подхватил кирпич, вывалившийся из стены, и замахнулся. – Давай, хлопцы, говорю!.. Сеня, пошел сию минуту! Буди ребят. Учителям скажите, на берег всех живо… Там лодки. Вызовите еще с берега… Мины тут.
Пьер, уже знавший характер деда, понял, что тот недаром замахнулся кирпичиной. Он бросился к лестнице, ведущей на первый этаж из подвала. А Сеня, оставаясь на месте, попробовал было сказать:
– Дядя Артем, а вы…
Но Незабудный ответил таким страшным и неожиданным, все на свете, от бога до души и нутра человеческого, попирающим ругательством, что ошарашенный Сеня невольно так и отпрянул от люка. Он слышал, как бежит вверх по лестнице Пьер. А Ремки давно уже не было. Его уже и след простыл.
Через минуту вся школа ожила. Шум поднялся в дортуарах. Все проснулись, быстро натягивали на себя одежду, еще ничего толком не понимая. Спросонок все были бледные. Ребят трясло. Но Сеня и Пьер стояли в коридоре и требовали, чтобы все шли осторожно, чтобы ступали Незабудный
Он услышал над собой торопливые маленькие шаги. В свете фонаря, забытого Ремкой, наверху в люке показалось лицо вожатой Ирины Николаевны… Она прикрыла на груди ночной халатик.
– Что случилось? Что такое? Объясните. – Она сначала постояла на коленях, потом совсем легла на край подвального люка, чтобы заглянуть поглубже, но ничего не могла рассмотреть.
Из темноты раздалось:
– Ирина Николаевна, богом прошу… ы-ы!.. Скорее, быстро на лодки всех. Там лодочник внизу… Пускай берет первую партию, людей на берегу будит. Народ надо звать. Тут обнаружилось… Мины от фашистов остались. Я пока подержу, а то тут с места сошло. Рвануть может. Костей не соберем. На Красношахтерскую скорей звоните… Ы-ы!.. Только быстрей, прошу.
– А вы, как же тут вы? Это невозможно! – попробовала возразить вожатая.
Но услышала только какое-то рычание в ответ.
– Да идите вы!.. Что вы время тянете? Думаете, легко мне держать!.. Гэть отсюда, сказано! Гэть на берег скорее! И подальше!.. Лодки берите… не ровен час, не удержу…
Он не говорил, он выстанывал каждое слово, отделяя одно от другого тяжелым, крякающим выдохом.
Наспех одевшись, ребята собрались на дамбе у лодок. Места в них даже и с большой лодкой, на которой прибыл Незабудный, могло не хватить, чтобы сразу перевезти всех. Старый лодочник рассаживал притихших, еще не совсем все до конца понимающих школьников. В темноте раздался, как всегда, ровный, будто дело шло о посадке на автобус для экскурсии, голос Елизаветы Порфирьевны. Далекие всполохи миновавшей грозы отражались в волнах водохранилища и освещали стоявшую на самом краю дамбы Елизавету Порфирьевну, ее белые, вскинутые ветром волосы, клюку, которой учительница знакомо и строго постукивала в борт лодки.
– Спокойно, спокойно. Не спешите. Все успеем. Колоброда Мила! В чем дело? В чем дело? Садись вот сюда… Вот так, хорошо. Еще одно местечко есть. Спокойно. Тут два шага до берега. Ведь это только так, на всякий случай. Ничего страшного.
– Сначала девчонок давай!.. – Сеня тащил к лодке за руку Ксану. Она смотрела на него глазами, полными испуга и растерянности. – Ты уж в случае чего там присмотри… Помоги ей, – обращаясь к Сурену, тихо попросил Сеня.
– А ты сам что?
Внезапно Ремка, которого уже отогнали от двух лодок, оттолкнул Ксану в сторону и сам попытался кинуться в подготовленную лодку. И тут – откуда только сила взялась – Сеня размахнулся и влепил Ремке такую затрещину, что тот сел на землю, держась за скулу. И вдруг тихонько и жалко заныл, всхлипывая.
Пьер поднял его рывком за шиворот, потряс за плечо, стараясь как-нибудь привести приятеля в порядок.
Но тот продолжал нюнить:
– Ой, пустите! У меня мама нервами больная… Она на психическом учете. Она волноваться будет. Ей вредно.
Сеня, сам еще не веря, что он ударил при всех первого силача класса и даже сдачи не получил, стоял с полуоткрытым ртом, тихонько тер о бок занывший кулак. Противен ему был сейчас до тошноты Ремка, оказавшийся всего-навсего лишь плаксивым трусом, с которым можно было справиться даже без всякого особого секретного приема.