Том 4. Книга 2. Дневниковая проза
Шрифт:
— Все расстояние между совестливостью — и бессовестностью, совестью — отсутствием ее.
Да, да, так наживаются дачи, машины, так — м<ожет> б<ыть> (поверим в злостное чудо!) пишутся, получаются, оказываются гениальные оперы, но этими словами роняется достоинство творца.
Никакие театры, гонорары, никакая нужда не заставит меня сдать рукописи до последней проставленной точки, а срок этой точки — известен только Богу.
— С Богом! (или:) — Господи, дай! — так начиналась каждая моя вещь, так начинается
Я никогда не просила у Бога — рифмы (это — мое дело), я просила у Бога — силы найти ее, силы на это мучение.
Не: — Дай, Господи, рифму! — а: — Дай, Господи, силы найти эту рифму, силы — на эту муку. И это мне Бог — давал, подавал.
Вот сейчас (белорусские евреи). Два дня билась над (подстрочник):
«А я — полный всех даров — Науками, искусствами, все же сантиментален, готов сказать глупость банальную:
Такая тоска ноет в сердце От полей только что сжатых!»(Только что сжатых полей не влезало в размер.) Вертела, перефразировала, иносказывала, ум-за-раз-ум заходил, — важна, здесь, простота возгласа. И когда, наконец, отчаявшись (и замерзши, — около 30-ти гр<адусов> и все выдувает), влезла на кровать под вязаное львиное одеяло — вдруг — сразу — строки:
— Какая на сердце пустота От снятого урожая!И это мне — от Бога — в награду за старание. Удача — (сразу, само приходящее) — дар, а такое (после стольких мучений) — награда.
Недаром меня никогда не влекло к Прокофьеву. Слишком благополучен. Ни приметы — избранничества. (Мы все — клейменые, а Гёте — сам был Бог.) Иногда и красота — как клеймо. (Тавро — на арабских конях.) Но — загадка — либо П<рокофьев>, действительно, сам, как М<аяков>ский — сам (но М<аяковский> был фетишист), — либо сам — нет (кроме самообмана), и, в последнюю минуту, П<рокофье>ву подает — все-таки Бог.
Верующая? — Нет. — Знающая из опыта.
<Февраль 1941>
Я отродясь — как вся наша семья — была избавлена от этих двух <понятий>: слава и деньги. Ибо для чего же я так стараюсь нынче над… вчера над… завтра над… и вообще над слабыми, несуществующими поэтами — так же, как над существующими, над <Кнапгейсом?> — как над Бодлером?
Первое: невозможность. Невозможность иначе. Привычка — всей жизни. Не только моей: отца и матери. В крови. Второе: мое доброе имя. Ведь я же буду — подписывать. Мое доброе имя, то есть: моя добрая слава. — «Как Цветаева могла сделать такую гадость?» невозможность обмануть — доверие.
(Добрая слава, с просто — славой — незнакома.) Слава: чтобы обо мне говорили. Добрая
Деньги? — Да плевать мне на них. Я их чувствую только, когда их — нет. Есть — естественно, ибо есть естественно (ибо естественно — есть). Ведь я могла бы зарабатывать вдвое больше. Ну — и? Ну, вдвое больше бумажек в конверте. Но у меня-то что останется? Если взять эту мою последнюю спокойную… радость.
Ведь нужно быть мертвым, чтобы предпочесть деньги.
27 мая 1941 г.
Песни Миньоны Гёте, но — для музыки (к<отор>ой не знаю…), а я и так еле-еле концы с концами свожу…
Ответы на анкеты, интервью
Анкета (служебная)
Имя, отчество и фамилия
Марина Ивановна Эфрон
Адрес
Борисоглебский пер<еулок>, д<ом> 6
Год рождения
1892 r.
Семейное положение
Замужем, двое детей, муж болен, в отъезде
Специальность
Литература
Знает ли языки и степень знания
Французский и немецкий я<зыки>. Владею свободно
Принадлежит ли к профессиональному союзу и какому
К Московскому профессиональному союзу писателей
Принадлежит ли к партии и какой именно
—
В каком комиссариате и отделе служит
В информ<ационном> отд<еле> Наркомнац
На какой должности
Пом<ощник> ннф<орматора> (русский стол)
Время поступления на службу (месяц и число)
26-го ноября
По чьей рекомендации поступил
Бернарда Генриховича Закс<а>
Размер жалования
720 р<ублей>
Прежняя служебная деятельность (по возможности подробно)
Отзывы о книгах в журнале «Северные Записки»
Зачислить с 26 ноября 1918 г.
С. С. Пестковск<ий>
Марина Эфрон
<Ответ на анкету журнала «Своими путями»>
Родина не есть условность территории, а непреложность памяти и крови. Не быть в России, забыть Россию — может бояться лишь тот, кто Россию мыслит вне себя. В ком она внутри, — тот потеряет ее лишь вместе с жизнью.