Том 4. Лунные муравьи
Шрифт:
Руся(подумав, серьезно). Я думаю, потом когда-нибудь можем. Только сейчас…
Сережа. Ну, сейчас и не стоит об этом, я вообще спросил, а сейчас и так радость. Руся, вы радуга моя. Как же не радость?
Руся(слегка отодвинувшись). Вот-вот, это я и говорю всегда, ужасная радость! Ах, Сережа! Милый Сережа! (Сама поцеловала его в голову и встала.) Мы ведь не обманываем
Сережа. Да, про это потом. Это должно устроиться. Только бы не так, как у них. Очень уж плохо. Да так мы и не можем.
Руся. Насмотрелись!
Сережа. Надо, Руся, милосердно.
Руся. Надо, надо! Вечно это «надо»! Я знаю, что надо! А когда старое, чужое, сейчас вот загрызает, перемалывает… Ну, ну, молчи, я не о себе… Я о Финочке, например. Как же с ней-то будет?
Сережа. Да, я об этом, о Финочке, тоже думал вчера. Вы с Никсом говорили?
Руся. Говорили.
Сережа. Помогать придется. Ничего, она сильная.
Руся. Непременно помогать. Уж глядеть нечего; как выйдет.
Из коридора голос Анны Дмитриевны: «Сережа! Сережа!» Сережа. Это мама. Сама идет.
Руся. Ну, а я ушла. Я ведь к дяде Мике. Пойдем, Сережа? Сережа. Я приду. Сейчас. Я ей только скажу…
Руся убегает в дверь направо, входит Анна Дмитриевна, расстроенная, взволнованная.
Анна Дмитриевна. Ты здесь, Сережа? Я жду, жду… Где же Ипполит Васильевич?
Сережа. Мама, он еще не приезжал.
Анна Дмитриевна. Так почему же ты не пришел мне сказать? Ведь я тебя определенно просила: если Ипполит Васильевич не вернулся, ты…
Входит Ипполит Васильевич Вожжин (из двери в приемную и прихожую); видно, только что с улицы.
Анна Дмитриевна. Да вот он! Ипполит Васильевич! Вы дома были?
Вожжин. Дома? Как дома?
Анна Дмитриевна. Господи, ну да откуда вы?
Вожжин. Откуда я?
Анна Дмитриевна. Что с вами? Я спрашиваю, вы сейчас приехали?
Вожжин. Да, на автомобиле. То есть туда, а оттуда пешком.
Сережа ушел тихо к дяде Мике.
Анна Дмитриевна. Ну хорошо. Ничего. Вы расстроены чем-нибудь? Или нет? Ипполит, мне нужно вам сказать несколько слов.
Вожжин. Несколько слов. А если… потом?
Анна
Вожжин(вздыхает, вытирает лоб платком, садится в кресло). Ну что ж, Анета. Если непременно нужно… Я готов.
Анна Дмитриевна(садится на диван, где сидела Руся). Вы прямой человек, Ипполит, вы не будете лгать… Скажите: что происходит?
Вожжин. Что происходит?
Анна Дмитриевна. Ну да, я должна слышать от вас, а не Бог знает откуда, я должна знать первая. Уж это-то я заслужила. Правда ли, что вы хотите сойтись с вашей женой?
Вожжин. Кто говорил? Какая чепуха!
Анна Дмитриевна. Значит, неправда?
Вожжин. Да моя жена сама не захочет. Ты же знаешь, она любит другого. Она сама мне еще сегодня говорила, как любит и никогда не разлюбит. Я вот только что от нее.
Анна Дмитриевна. Только что от нее?
Вожжин. Ну да, что ж тут такого? Мне было необходимо. Ты знаешь, у нас дочь. (Встал, прошелся.) И я ее горячо люблю. Если говорить серьезно, так я скажу: я ее решил взять к себе. Твердо решил!
Анна Дмитриевна. Ну, это-то меня не касается. Вы, конечно, должны взять к себе своего ребенка, если находите, что нужно.
Вожжин. То есть видишь ли, Анеточка… Ты поверь, я сам хотел сказать тебе, я бы непременно сам начал этот разговор…
Анна Дмитриевна. Сядьте, Ипполит, я не могу, когда вы так по комнате…
Вожжин. Ты поймешь, милая, у тебя свой ребенок. Там невозможно ее оставить. Это такая обстановка, – вообразить нельзя. Что-то чудовищное! Девочка сама измучена. Словом – это решено. Но я не хотел тебе говорить, пока идут осложнения. Не хотел попусту тревожить. Признаюсь, может, и от слабости. Я и так весь измучен. А тут… Меня бы окончательно убило, если б ты не поняла.
Анна Дмитриевна. Я вот теперь что-то не понимаю. Вы говорите – осложнения?
Вожжин. Да. Мать с первого слова в истерику, девочка растревожена, словом – нелегко! Я решил, она там не останется, я обязан ее взять, обязан! но – нелегко. А потом вот ты…
Анна Дмитриевна. Что же я? Господи, Ипполит Васильевич, вы меня пугаете…
Вожжин(вскочил было – опять сел). А то, что… Впрочем, не стоит об этом. Лучше потом поговорим. Успеется.
Анна Дмитриевна(кротко). За что вы, Ипполит, меня не уважаете?