Том 4. Наша Маша. Из записных книжек
Шрифт:
. . . . .
Английский анекдот.
Встречаются два глухих старика.
— В булочную?
— Нет, в булочную.
— А-а, а я думал — в булочную.
. . . . .
На даче. Идут экскурсанты. Впереди духовой оркестр.
— Манька, а Манька! Гляди — похоронный марш идет!..
. . . . .
Живет холостяком. Чтобы не возиться с чаем, решил завести «японский гриб», настой которого, говорят, вкусен и питателен. Долго мучился с прихотливым растением. Не знал, чем его кормить (подкармливать?). И вдруг узнает, что гриб
. . . . .
Собака, которая копила деньги и сама ходила покупать себе еду и даже водку. Об этом пишет доктор Т. Целль в книге «Ум животных» (с. 17).
. . . . .
— Преогромное мерси!
. . . . .
Мало того, что человек произошел от обезьяны, — по предположению Дарвина, он произошел от маленькой, слабой обезьянки, например от мартышки. Сильное животное, вроде гориллы, по мнению Дарвина, вряд ли стало бы общественным. Оно и так обошлось — своими собственными силами. А маленькая, всеми обижаемая мартышка хочешь не хочешь должна была сбиться в коллектив. А потом произвела человека.
. . . . .
Иринка:
— Сколько у нас во дворе Галь! Одна Галя — маленькая, другая — побольше, третья — еще больше, четвертая — совсем большая.
. . . . .
Вы рассуждаете, как допотопный человек.
. . . . .
Иринка:
— У нее летненькое платьице.
(Это она показывает картинку маленькой девочке, поэтому, подражая взрослым, и говорит немножко прибедняясь, одними ласкательными и уменьшительными).
. . . . .
Цыганка в поезде:
— Ой, место заняли!
Вторая, молодая, осанистая, крепкая, с очень грубыми и добрыми чертами лица, белозубая:
— Было бы вам не зевать!
Откуда эта прелестная, какая-то лесковская архаичность речи?!
. . . . .
Она же. После шуточной потасовки, когда подруга растрепала ей волосы, — поправляя прическу:
— Сколько тебе лет — столько тебе розог. Больше я ничего не могу сказать.
. . . . .
В газетном дневнике происшествий сообщается о задержании шайки фальшивомонетчиков, во главе которой стоял «некто Алхимов».
. . . . .
Девочка Мила очень быстро пообедала. Я говорю:
— Быстро ты ешь!
— Да?
— Очень быстро.
С гордостью:
— Как все равно красноармейцы едят.
. . . . .
«Катя».
…Приехала племянница.
— Ах, милая, а я только что канун собиралась читать.
— Так вы читайте, тетушка. Я посижу, подожду.
— Ничего, ничего, милая. После прочту. За мной не пропадет.
. . . . .
Артист, любитель выпить, носит жетон Общества трезвости, на котором выбит лозунг:
«Трезвость счастье народа».
. . . . .
В парикмахерской:
— Лицо освежить?
— Ага. Обязательно. Откройте форточку.
. . . . .
Красноармеец в пригородном поезде, уступая место незнакомой старухе:
— Садись, мама!..
. . . . .
«Глупость — не головная боль, которая от порошка проходит».
Мих.
. . . . .
Рассказывал С. Я. Маршак. В 1934 году он жил в санатории в Шварцвальде. Однажды за табльдотом появилась седая дама, которая вела за руку худенького мальчика-подростка. Однако при ближайшем рассмотрении оказалось, что мальчику этому лет тридцать пять. Пастор. Психастеник. Мать привезла его лечиться. Однажды за ужином громко заплакал и, воздев глаза к потолку, воскликнул:
— Ich habe keine Frau und kein Mobel. [3]
. . . . .
Из Детского Села возвращаются экскурсанты. Женщина жалуется:
— Все хорошо, только с питанием — возмутительно. Три часа на обед ушло.
Голос:
— Эвона — три часа! Елизавета Петровна Романова шесть часов подряд обедали!
. . . . .
Симпатичная заповедь Фридриха Ницше: *
«Падающего толкни».
Недаром этого мудреца взяли на вооружение фашисты.
3
У меня нет ни жены, ни мебели.
. . . . .
Мальчиком я удивлялся, почему в Ярославской губернии картофельную запеканку называют «яблочником». Яблоками от нее не пахло. Недавно мне объяснила тетя Тэна: оказывается, это не только в Ярославле. У старообрядцев все картофельное называется яблочным. Это — от «земляного яблока» (и даже «чертова яблока»), как поначалу называли на Руси картофель.
. . . . .
Склон старой горы — серый, шероховатый, складчатый — как спина слона.
. . . . .
Радио на украинских (и вообще на южных) вокзалах. Какие-то обиженные немолодые женские голоса:
— ПовторАю! Поезд номер тридцать один бис… отбывает…
. . . . .
У парня на тыловой стороне кисти татуировка. Большими синими буквами: Никита.
Для чего это? Чтобы не потеряться, что ли?
. . . . .
Библиотекарша в санатории. Говорит «роман», «Хамлет». Ей под сорок. Подсела ко мне, когда я читал газету.
— Что пишут в хазете?
Я прочел ей заголовки телеграмм. На первой полосе — портрет Лермонтова.
— Ой, какой хорошенький! Сволочи буржуазия! Такого человека убили!
В заголовке юбилейная дата:
1814–1939
— Это сколько же ему лет?
Я говорю:
— Он родился сто двадцать пять лет назад.
— Ой как давно! Так он все равно бы не дожил.
— Конечно, не дожил бы.
— А может быть, и дожил… Вот сволочи!
Я спрашиваю: кто «сволочи»?
И она рассказывает мне совершенно фантастическую историю.
— Ведь он был кавказский пленник. За ним жандармерия охотилась. Взяли его в плен…
И еще такой же и подобной ерунды — с три короба.