Том 4. Повести и рассказы, статьи 1844-1854

Тургенев Иван Сергеевич

2

Сам Тургенев достаточно отчетливо представлял себе общий смысл тех событий, которые совершались в русской литературе в пору его обращения к прозе. В «Литературных и житейских воспоминаниях», в главе о Белинском, Тургенев приводит отрывок из своих лекций о Пушкине, читанных им в 1859 г. Он характеризует в этом отрывке 1830-е годы как время вторжения «в общественную жизнь того, что мы решились бы назвать ложновеличавойшколой» — школой, к которой он причисляет Марлинского, Кукольника, Загоскина, Бенедиктова и др. Но, по его словам, это вторжение «продолжалось недолго»: «Всё это гремело, кичилось, всё это считало себя достойным украшением великого государства и великого народа, — а час падения приближался < …> В сфере художества заговорил Гоголь, за ним Лермонтов; в сфере критики, мысли — Белинский < …> Под совокупными усилиями этих трех, едва ли знакомых друг другу, деятелей рухнула

не холько та литературная школа, которую мы назвали ложновеличавою, но и многое другое, устарелое и недостойное, обратилось в развалины». И далее, отметив, что «в то же время умалилось и поблекло влияние самого Пушкина», Тургенев говорит: «Время чистой поэзии прошло так же, как и время ложновеличавой фразы; наступило время критики, полемики, сатиры» (наст. изд., Сочинения, т. 11).

Общая картина, нарисованная здесь Тургеневым, полностью соответствовала исторической истине: имя Гоголя действительно стояло во главе нового литературного движения, возникшего в середине 1830-х годов. В 1835 г. вышли в свет сборники Гоголя «Миргород» и «Арабески», в 1836 г. появился на сцене и в печати «Ревизор» — с этого времени и началось сильное влияние Гоголя на русскую литературу. Через десять лет Белинский писал об этом знаменательном моменте: «Нет нужды распространяться о том, какое огромное влияние имели эти произведения Гоголя на русскую литературу: только действительно слепые или притворяющиеся слепыми могут не видеть и не признавать этого влияния, вследствие которого все молодые писатели пошли по пути, указанному Гоголем, стараясь изображать действительное,а не в воображении существующее общество; из прежних писателей некоторые переменили свое прежнее направление, подчиняясь новому, данному Гоголем; а те, которые не были в состоянии этого сделать, или перестали вовсе писать или продолжали писать без всякого успеха. Это совершилось в последние десять лет. Гоголь не издавал ничего после „Ревизора“ до 1842 года, а дело шло своим чередом, и время лучше всех критиков решило вопрос. „Мертвые души“, заслонивши собою всё написанное до них даже самим Гоголем, окончательно решили литературный вопрос нашей эпохи, упрочив торжество новой школы» (Белинский,т. 9, с. 9 — 10).

Огромную роль в создании и укреплении этой школы, которая в 1846 г. получила наименование «натуральной», сыграл Белинский, ставший ее теоретиком, вождем и организатором, возглавивший группу молодых писателей, объединившихся сначала вокруг «Отечественных записок», а затем вокруг «Современника» и образовавших основное ядро натуральной школы. Идейной основой, способствовавшей быстрому и успешному развитию этой школы, явилась разработанная Белинским новая, реалистическая эстетика, которая в 1842 г., после выхода в свет первого тома «Мертвых душ», приобрела особенную полноту и законченность. Белинский требовал от искусства неразрывной связи с действительностью, верного и правдивого ее воспроизведения в живых типических образах. Подвергая суровой и беспощадной критике теорию «чистого искусства», он утверждал, что подлинное искусство должно быть искусством общественным, проникнутым передовыми освободительными идеями своего времени. Признав ошибочность своего недавнего утверждения «объективности» как высшего достоинства художника, Белинский выдвигает теперь в качестве важнейшего элемента своей новой эстетической системы понятие «гуманной субъективности». В понимании Белинского выражение «субъективный поэт» становится равнозначным формуле «социальный поэт», а вся литература становится в его толковании «верным зеркалом общества и не только верным отголоском общественного мнения, но и его ревизором и контролером» (там же, т. 8, с. 87).

Утверждая право литератора на воспроизведение всей действительности, всего многообразия реальной жизни, Белинский вместе с тем выдвигал перед писателями натуральной школы главную задачу — изображение жизни демократических слоев общества, прежде всего крепостного крестьянства и городской бедноты, защиту их человеческих прав, борьбу за освобождение народа. Натуральная школа явилась повой ступенью в развитии русской реалистической литературы. Учась у Гоголя, она пошла значительно дальше его. В произведениях лучших писателей натуральной школы звучал голос русского народа, заявлявшего о своих попранных правах, о своей готовности бороться за лучшее будущее. Вся деятельность натуральной школы была отражением нового этапа освободительного движения в России, который начался в сороковых годах как предвестие волны революционно-демократического подъема шестидесятых годов.

Литературная деятельность Тургенева в сороковых годах развивалась под определяющим влиянием Белинского и его идей. В феврале 1843 г. Тургенев познакомился с Белинским, и они очень быстро сблизились. С этих пор на молодого писателя воздействовали не только журнальные статьи великого критика, но и частые дружеские беседы и споры с ним. Подобно другим молодым друзьям Белинского, Тургенев был сразу же покорен обаянием его личности, которую он характеризовал в своих воспоминаниях следующими словами: «Белинский был, что у нас редко, действительно страстный и действительно искренний человек, способный к увлечению беззаветному, но исключительно преданный правде, раздражительный, но не самолюбивый, умевший любить и ненавидеть бескорыстно» (наст. изд., Сочинения, т. 11).

Белинский,

в свою очередь, высоко оценил Тургенева — он писал о своем новом знакомом В. П. Боткину 31 марта — 3 апреля 1843 г.: «Тургенев очень хороший человек, и я легко сближаюсь с ним. В нем есть злость и желчь, и юмор, он глубоко понимает Москву и так воспроизводит ее, что я пьянею от удовольствия». И в конце того же письма: «Я несколько сблизился с Тургеневым. Это человек необыкновенно умный, да и вообще хороший человек. Беседы и споры с ним отводили мне душу < …> Вообще Русь он понимает. Во всех его суждениях виден характер и действительность» (Белинский,т. 12, с. 151 и 154).

Став одним из ближайших последователей и соратников Белинского, Тургенев начинает выступать в «Отечественных записках» с критическими статьями и рецензиями, в которых защищает идеи жизненной правды, народности, простоты и естественности в искусстве, решительно осуждая при этом произведения Н. Кукольника, С. Гедеонова и других деятелей эпигонского романтизма 1840-х годов [98] .

В обзоре «Русская литература в 1842 году» Белинский писал: «…последний период русской литературы, период прозаический, резко отличается от романтического какою-то мужественною зрелостью < …> Сближение с жизнию, с действительностию, есть прямая причина мужественной зрелости последнего периода нашей литературы» (Белинский,т. 6, с. 526). Одно из значительнейших мест в этом новом периоде русской литературы заняли повести и рассказы Тургенева, к работе над которыми он обратился в 1844 г.

98

О литературно-критической деятельности Тургенева см.: наст. изд., Сочинения, т. 1, с. 483–486, а также наст. том, с. 646–648.

3

После сближения с Белинским Тургенев прочно связал свою литературную судьбу с натуральной школой. Свидетельством этого было выступление его в 1846 г. в качестве одного из основных участников «Петербургского сборника», появление которого убедительно демонстрировало творческую зрелость новой школы. Вместе с Некрасовым, Панаевым и другими близкими к Белинскому литераторами Тургенев становится с 1847 г. активным сотрудником и участником редакции обновленного «Современника», способствуя своими произведениями, напечатанными в этом журнале, окончательному торжеству натуральной школы. И после смерти Белинского, несмотря на гонения, которым в эпоху «цензурного террора» подверглась передовая русская литература и в первую очередь натуральная школа, Тургенев сохранил верность ее идеям, ее творческим принципам. Естественно, что эта близость к натуральной школе нашла глубокое и разнообразное выражение во всех произведениях, написанных им за эти годы: и в поэме «Помещик», и в «Записках охотника», и в драматических сочинениях, и в ранних повестях и рассказах.

Развивая и углубляя творческие начала, определившиеся уже в таких поэмах, как «Параша» и «Андрей», Тургенев в первых своих повестях сосредоточивает внимание на обыкновенных, простых людях, на типических характерах, полемически противопоставляя эту свою позицию основной установке романтиков на изображение преимущественно «исключительных» героев, обладающих титаническими страстями, возвышающихся над обычными, рядовыми людьми [99] . Эта полемичность определила выбор героя и всё содержание «Андрея Колосова». Из тех же соображений вырос и замысел «Бретёра» — развенчание мнимой значительности «демонического» героя, который на поверку оказывается глупым и озлобленным пошляком. Вместе с тем в обеих этих повестях автор утверждает необходимость простого и ясного отношения к людям, к жизни, — отношения, свободного от романтической выспренности и натянутости.

99

Тема развенчания романтического героя в поэмах Тургенева и в первых его повестях и рассказах освещена в книге Г. А. Бялого «Тургенев и русский реализм» (М.; Л., 1962, с. 6 — 15).

Как и в произведениях других писателей натуральной школы, у Тургенева в его ранних повестях и рассказах отчетливо выражено критическое отношение к действительности. Созданные им в «Бретёре» и в «Дневнике лишнего человека» картины дворянского и чиновничьего быта остро ироничны. Его антикрепостнические повести («Муму», «Постоялый двор») по своей обличительной силе стоят в одном ряду с лучшими рассказами «Записок охотника».

Гуманное отношение к людям обездоленным и порабощенным, характерное для демократического крыла натуральной школы, проявляется и у Тургенева. В повести «Петушков» художник (подобно Гоголю в «Шинели» или Достоевскому в «Бедных людях») на фоне картин пошлого быта рисует человека незаметного, даже ничтожного, с ограниченными умственными способностями и мелкими интересами. Но герой повести не просто комичен: своей жалкой участью, своим неподдельным горем он вызывает у читателей живое, сердечное сочувствие к себе. С еще большей силой и решительностью в повестях «Муму» и «Постоялый двор» звучит идея защиты человека, ставшего жертвой помещичьего произвола и беззакония.