Том 4. Произведения 1941-1943
Шрифт:
Другие корабли он не посетил, но на всех заплескались карантинные черные флаги.
День, как по заказу для всенародного торжества, выдался теплый, тихий и яркий; тысячи людей приготовились к этому торжеству. И вот — никакого торжества не вышло.
Катер светлейшего полетел к Графской пристани, и от кораблей-победителей, как от зачумленных, мало-помалу отхлынули все шлюпки, вышедшие им навстречу так радостно.
Бывает такая высокая степень упоенности своей властью, что даже море приказывают бичевать цепями за то, что разметало и потопило оно корабли; так, если верить древнему историку,
В Севастополе, весьма удаленном от Петербурга, вся власть была в руках Меншикова, и в глазах его море-то вело себя довольно сносно, несносен был только Нахимов, который не подождал Корнилова, чтобы передать ему и командование над отрядом и лавры победы.
Корнилов на «Одессе» пришел в Севастополь почти на сутки раньше всей эскадры, и у Меншикова было достаточно времени, чтобы узнать все подробности боя и принять то решение, какое он принял.
Корнилов был очень возбужден, когда рассказывал ему о разгроме турецкой эскадры; он переживал виденное и старался как можно ярче передать то, чего не видел сам, но что неотступно рисовалось перед ним по результатам боя. Глаза его горели, руки зябли, так что он часто потирал их одна о другую, чтобы согреть.
Закончил он теми же самыми словами, какие навернулись ему на язык при свидании с Нахимовым:
— Победа знатная! Выше Чесмы и выше Наварина!
— Но ведь Синоп, вы говорите, сожжен! — недоуменно отозвался на весь его доклад Меншиков.
— Да, половина Синопа — турецкая — сожжена.
— Это все равно, половина или больше! Важно то, что поступлено вопреки воле его величества, — это раз, и вызовет неизбежно политические осложнения — это два!
Корнилов услышал от светлейшего то самое, что говорил Нахимов, но говорить это там, в виду горевшего Синопа, было одно, слышать же здесь, в Севастополе, притом из уст Меншикова, показалось ему совсем другим — как бы незаслуженным упреком. Подумалось иронически крыловское: «Чему обрадовался сдуру? Знай колет, — всю испортил шкуру!..» И он возразил горячо:
— Павел Степанович, ваша светлость, разумеется, принял все меры, чтобы не было в Синопе пожаров от наших снарядов, но ведь в пороховом дыму невозможно точно управлять огнем, так что, конечно, несколько бомб могли произвести пожары… А главное, ветер был с моря на город и нес туда всякие пылавшие обломки с турецких судов… Так что сами же турки виноваты в пожаре Синопа: слишком уж тесно прислонились к нему спинами — вот и последствия!
— Союзники турок этого разбирать не будут, чтобы объявить нам войну, — жестко сказал Меншиков. — В сущности это даже и не победа наша над турками, а последняя грань обострения наших отношений с англичанами и Наполеоном!
— То же самое и я говорил Нахимову, — согласился с князем Корнилов.
— Ну, вот видите!
— Ту же мысль развивал мне и он: по мнению Павла Степановича, война с Европой теперь неизбежна.
— Так что, значит, и он, этот тупой человек, понял, что он такое сделал? — как бы удивился даже Меншиков. — Поздно понял!
— Может быть, ваша светлость, он понимал это и раньше, до боя, но не нашел способов поступить иначе, — осторожно вставил Корнилов.
— А раз не нашел способов, то должен был подождать вас!
— Но ведь он не был извещен и даже не мог быть извещен заранее, что я назначаюсь вами командовать его отрядом…
— Э-э, об этом умные люди догадываются сами, — презрительно ответил светлейший и поморщился,
Корнилов сидел тогда у светлейшего как на иголках. Он достаточно уже знал своего непосредственного начальника, чтобы не видеть истинной причины его недовольства. Он понимал, конечно, что, сгори хоть весь Синоп, лишь бы не Нахимов, а он, Корнилов, вел бой с турецкой эскадрой, Меншиков не поставил бы этого ему в большую вину. Дело было только в том, что ему, князю, приходится представлять к высокой награде вице-адмирала, который был ему крайне противен.
Между тем бой прошел бы именно так, как он был подготовлен Нахимовым, если бы этот последний подождал всего какой-нибудь час, когда пароход «Одесса» открыл бы, где именно стоит русская эскадра, и бумажка о передаче командования была бы вручена по назначению.
Бой прошел бы так же точно или приблизительно так же, как он и прошел, победа русских судов осталась бы тою же блестящей победой, но о нем, о Корнилове, пошла бы в Петербург такая бумага князя, в результате которой он получил бы, наверное, не только Георгия, но еще и чин адмирала.
Несколько ничтожных как будто причин: не совсем точно взятый курс пароходов и в то же время значительная передвижка эскадры Нахимова к востоку, в сторону Синопа, сквернейшая погода утром в день боя и потому из рук вон плохая видимость, а главное, незнание того, что предрешен уже момент начала сражения, — вот в результате всего этого потерян исключительный случай вознести свое имя на большую высоту, поставить его в ряд исторических имен России.
— Да, признаться, поторопился Нахимов, очень поторопился!.. Весьма поспешил начать бой в самых невыгодных для нас условиях!.. Задержись он на час, на два, и обстоятельства сильно бы изменились… Можно было бы обсудить как следует все доводы за и против и принять наилучшие решения.
— Я говорю о том же самом, — энергично поддержал его Меншиков. — А то что же получилось, посудите сами! Ведь это называется отдубасить своими собственными боками! Вы говорите, что могут быть потерянными «Императрица Мария» и «Три святителя»?
— Очень плохи они, ваша светлость! Если дойдут благополучно в такую погоду, это будет стоить целой победы если и не в таком бою, как в Синопском, то все же в серьезном…
Точнее говоря, он нечаянно сказал это вполне теми словами, какие и были необходимы, так как о решении Нахимова оставить «Марию» на дополнительный ремонт он не знал, когда отправлялся в Севастополь.
— Вот видите!.. Недоставало еще этого, чтобы они затонули! — подхватил Меншиков. — А при вас, я вполне убежден в этом, такого недосмотра — ибо это явный недосмотр командующего отрядом — быть не могло бы! Нет, нет! Если о какой-нибудь победе можно сказать: лучше бы ее не было совсем, этой победы, то именно о Синопской!.. И все это потому, что Нахимов… он, может быть, и не плохой службист, но в морские стратеги не годится!