Том 4. Современная история
Шрифт:
— Он мало осведомлен. А осведомится получше, так еще неизвестно, что он скажет. Между нами, сударыня, Гитрель производит на меня впечатление плута. А епископов надо назначать с большим отбором. Епископат — сила, на которую дальновидное правительство должно умело опираться. Это уже начинают понимать.
— Совершенно правильно,— подтвердила г-жа Вормс-Клавлен.
— С другой стороны,— продолжал правитель канцелярии,— ваш ставленник умен, образован и человек с широкими взглядами.
— В таком случае?..— спросила г-жа Вормс-Клавлен с восхитительной улыбкой.
— Дело
Шейраль был не очень умен. Он мог охватить одновременно лишь небольшое количество фактов и решал вопросы по столь легковесным соображениям, что их трудно было уловить. А потому считали, что, несмотря на юный возраст, он уже обладает самостоятельными взглядами. В данный момент он только что познакомился с книгой г-на Энбера де Сент-Аман о Тюильри в эпоху Второй империи; он был поражен, читая о великолепии блестящего двора, и размечтался о жизни, в которой, подобно герцогу де Морни {245}, он сочетал бы удовольствия с политикой и наслаждался бы властью во всех отношениях. Он посмотрел на г-жу Вормс-Клавлен таким взглядом, что она отлично поняла его значение. Она молчала, опустив глаза.
— Дядя предоставляет мне полную свободу действий в этом вопросе, который его вовсе не интересует,— продолжал Шейраль.— Я могу поступить двояко. Или предложить теперь же лишь четырех кандидатов, одобренных в Риме… или же заявить нунцию, что список епископов не будет представлен на подпись президенту республики, пока папская курия не утвердит всех шестерых кандидатов. Я еще не пришел к определенному решению, но я был бы счастлив поладить с вами в этом деле. Я буду ждать вас послезавтра в пять часов, в закрытой карете у решетки парка Монсо, на углу улицы Виньи.
«Риск невелик»,— подумала г-жа Вормс-Клавлен. И ответила одними глазами, слегка их сощурив.
Госпоже де Бонмон нетрудно было устроить у себя встречу Рауля Марсьена с аббатом Гитрелем. Свидание оказалось таким, как можно было ожидать. Аббат Гитрель был сама елейность, а Рауль был сама светскость и выказывал должное почтение к церкви.
— Господин Гитрель,— сказал он,— я принадлежу к семье солдат и священников. Я сам служил в армии, и тем самым…
Он не докончил. Аббат Гитрель протянул ему руку и ответил с улыбкой:
— По-видимому, мы олицетворяем здесь союз сабли и кропила…
И тотчас же с прежней священнической внушительностью добавил:
— Союз, благословенный свыше и вполне естественный. Мы ведь тоже солдаты. Лично я очень люблю военных.
Госпожа де Бонмон благожелательно взглянула на аббата, который продолжал:
— Мы открыли в моем приходе кружки, где молодые солдаты могут читать хорошие книги, покуривая сигару. Под покровительством монсеньера Шарло это начинание процветает и приносит немало пользы. Не будем несправедливы к нашему веку: много творится теперь дурного, но много и доброго. Мы участвуем в великой битве. Это, быть может, лучше, чем жить среди тех вялых душ, которым один великий христианский поэт не отводит места ни в раю, ни в аду.
Рауль
Госпожа де Бонмон не знала ничего достоверного о причине этого молчания, а г-н Гитрель — тем более. Стараясь оживить разговор, он спросил у г-на Марсьена, знает ли тот полковника Гандуена.
— Это человек замечательный во всех отношениях,— добавил священник,— он служит превосходным образцом христианина и солдата и пользуется в нашем приходе всеобщим уважением среди порядочных людей.
— Знаю ли я полковника Гандуена! — воскликнул Рауль.— Слишком хорошо знаю. Вот он где у меня сидит. Я еще сведу с ним счеты!
Эти слова огорчили г-жу де Бонмон и удивили аббата Гитреля: ни она, ни он не знали, что полковник Гандуен с шестью другими офицерами четыре года тому назад приговорил капитана Марсьена к исключению из полка за недостойное поведение. Полковой совет ограничился этим мотивом, хотя мог сослаться на много других.
Кроткая Елизавета не ждала уже больших благ от этой встречи, которую устроила, чтобы умиротворить Рауля, отвлечь его от буйных помыслов и направить его мысли на любовные утехи. Но все же она дала выход своим чувствам и сказала голосом, в котором слышались слезы:
— Ведь правда, господин аббат, если человек молод, если ему предстоит блестящая будущность, он не должен предаваться отчаянию и тоске? Он должен, напротив, отгонять от себя черные мысли, не так ли?
— Безусловно, баронесса, безусловно,— отвечал аббат Гитрель.— Никогда не надо поддаваться отчаянию и беспричинной тоске. Добрый христианин, баронесса, не должен питать черных мыслей, это несомненно.
— Слышите, господин Марсьен? — сказала г-жа де Бонмон.
Но Рауль не слышал, и разговор прекратился.
Со всегдашней благожелательностью г-жа де Бонмон, несмотря на глубокую печаль, подумала о том, чтобы доставить маленькое удовольствие г-ну Гитрелю.
— Так ваш любимый камень, господин аббат, это аметист? — спросила она.
Священник, угадав ее намерение, ответил ей строго и даже с некоторой суровостью:
— Оставьте это, сударыня, пожалуйста, оставьте.
Встав рано утром, г-н Бержере, профессор римской литературы, отправился за город вместе с Рике. Они сердечно любили друг друга и были неразлучны. У них были одинаковые вкусы, и оба они вели жизнь спокойную, ровную и простую.
Во время прогулок Рике внимательно следил глазами за хозяином. Он боялся потерять его из виду даже на мгновение, потому что нюх у него был слабо развит и он не мог бы нагнать хозяина по следу. Но этот прекрасный, преданный взгляд привлекал к нему симпатию. Он семенил подле г-на Бержере с забавной важностью. Профессор римской литературы шел то быстрей, то медленней, повинуясь прихоти своих мыслей.