Том 5. Драмы

Лермонтов Михаил Юрьевич

Соррини

Да от кого письмо, — какая крайность?

Слуга

От бедной женщины, которую прогнали Намедни вы…

Соррини( прерывает его)

И нынче приходить велел.

Слуга

О господин мои, как она жалка; Я, слыша речь ее, расплакался. Шесть, семь ребят в лохмотьях, Лежащих на соломе без кусочка хлеба Насущного. —

Как я вообразил их крик: «Мать! дай нам хлеба, — хлеба… мать! — дай хлеба!» Признаться, сердце сжалось у меня.

Соррини

Молчи, молчи — не то и я заплачу!.. О боже мой, пошли благословенье На бедную, забытую семью. Услыши недостойного молитву.

(Слуге громко)

Дай пять серебряных монет — да от меня —

(Слуга смотрит на него. Соррини подходит и говорит тихо)

Ступай; дай ей одну!..

Слуга

Да сжальтеся!

Соррини( топнув, громко)

Как? много? Добра не делаем мы никогда довольно…

(Слуга в смущении уходит.)

Алварец

Я удивляюсь вам, святой отец.

Соррини

Ах! замолчите — я молю вас — слышать страшно… Я самый — самый бедный грешник.

Алварец( глядит в окно)

Вот и жена моя идет из церкви, А с ней Эмилия с своими четками.

Соррини( в сторону)

Идет прелестная! пусть бережется; если Заронит искру пламя в эту грудь, Оледеневшую от лет… то не легко Она избегнет рук моих — мне трудно Носить поныне маску — и что ж делать? Того уж требует мой сан. — Ха! ха! ха! ха!..

(Эмилия и Донна Мария входят.)

Как счастлив я, что вижу наконец Прелестную Марию — и тебя, Невинную Эмилию. — О! Алварец! Не должен тот роптать на провиденье, Кто обладает этими дарами неба, Хотя бы крыши не было от солнца Их защитить.

Алварец

Эмилия, поди сюда. Я объявил отцу Сорринию, Что влюблена ты.

Эмилия( покраснев)

Батюшка!

Алварец

Молчи. — Отец святой тебя наставить хочет В том, как вредна любовь, — а ты, Ты слушай со вниманьем — чтоб ни слова Не кинул он на воздух — сердце Твое запутано; не знаешь ты, Чего ты хочешь — он тебе откроет Опасность страшную любви.

Соррини

Да, если мне позволил ваш родитель, То

я готов неопытность ввести На лучший путь. — Там нет цветов, Там терния, но цель, к которой мы Приходим, веселит нас — а былое Печально или весело, смотря по тем Мгновениям, когда о нем воспоминаешь. Итак, всего важней последствие; Коль к доброму концу деянья наши, То способы всегда уж хороши, Какие б не были — страшись Фернанда! Он льстит тебе, обманет — или, Положим, на тебе он женится — Но это для того, чтоб быть богаче.

Алварец

Да этого не будет никогда; Скорей все мертвые воскреснут.

Соррини

Не говорите этого — бывают Такие случаи. — Но вас, Эмилия, Прошу бояться пламенной любви. Быть может, притворяется Фернандо? Послушайте, я расскажу вам случай, Которому свидетель был в Мадрите, При инквизиции святой. У девушки одной любовник был, Красивый, молодой и умный малый, И, так сказать, на всё удалый. И он красавицу мою любил, И очень долго это продолжалось; Как наконец заметила она, Что, от нее без грусти удаляясь Под разными предлогами, не стал Он находить веселья в разговоре нежном, Что к ней он вовсе охладел, Что не дивился уж красе ее наряда, И призывающего взгляда Он понимать уж не умел. Как женщине всё это не заметить, Когда вся жизнь ее в том только состоит?.. Вот ревность в грудь ее, как червь, закралась И долго сердце горькое точила… Ну, просто без обиняков скажу, Она любимца отравила, И он скончался в двое суток. Но так как бедный сей испанец Служил при инквизиции писцом, То в дело все вошли по праву мщенья: Преступницу наказывали долго, Именье в пользу церкви обратив, — И наконец замучили до смерти!

(Все содрогаются.)

Вот следствия любви!.. страшись, Эмилия. На мячик сердце в нас походит, положи Ты на крутой горе его тихонько, И он не тронется — но раз толкнув, За ним хоть бросишься, но не догонишь. Не так ли говорю я?

Алварец

Точно так. Вы совершенно справедливо поступили С несчастною преступницей! — как? отравить Служителя священной инквизиции? Она мученья смерти заслужила.

Соррини

Нет! я совсем не говорю сего.

(Кидая взор на Эмилию)

Я слишком жалостлив, — насильно Меня заставили бумагу подписать; Все члены у меня, хладея, трепетали, И осуждал мой ум, что пальцы написали!.. Но такова судьба судей земных! Все люди мы; и ослепленье страсти, Безумное волнение души, должны мы Прощать, когда мы излечить не в силах.