Том 5. Дживс и Вустер
Шрифт:
Его преподобие сказал: «Удивительно». Другие двое из теток покачали головами и прищелкнули языками. А Эсмонд протянул: «Ату-у-у…»
— Ну, а я не дурак, — продолжал честный Эрнест Доббс. — Могу понять намек. «Доббс, — говорю я себе, — нечего обманываться насчет того, что это было. Предостережение свыше, вот что. Если уж дошло до грома небесного, Доббс, — говорю я себе, — значит, пора серьезно пересмотреть, Доббс, свои духовные взгляды». Вот что я сказал себе, сэр, если вы меня понимаете. Я увидел свет, и я хотел спросить, сэр, должен ли я сперва посещать воскресную школу для начинающих или можно сразу приступить к пению в церковном
Ранее в этом повествовании я уже говорил, что никогда не видел, как пастырь приветствует заблудшую овцу по случаю ее возвращения в родное стадо, однако, понаблюдав за леди Дафной Винкворт в сходных условиях, я получил на этот счет кое-какое представление и мог теперь предугадать, к чему клонится дело. По доброжелательной улыбке и блеску в глазах, не говоря о воздетой как бы для благословения руке, было видно, что неожиданная перековка местного вероотступника потрясла преподобного Сиднея Перебрайта до глубины души и вытеснила горькие мысли о судьбе церковного органа. Еще бы мгновение, и он бы выступил со скупой, прочувствованной мужской речью. Все к этому шло. Но обстоятельства не позволили. Не успел он разинуть рот, как что-то прошуршало в воздухе, словно фазан взлетел сбоку из зарослей, и некий крупный предмет, покинув ряды, упал на Доббсову грудь.
Оказалось при ближайшем рассмотрении, что это Куини. Она, точно горчичник, прилипла к представителю Закона, лепеча: «О, Эрни!», увлажняя его мундир счастливыми слезами, и, как я с легкостью умозаключил, сообщая ему, что все прощено и забыто, и теперь последует безотлагательный возврат кольца, писем и фарфоровой статуэтки с надписью «Привет из Блэкпула». Не ускользнуло от моего внимания также и то, что Доббс, со своей стороны, принялся осыпать ее запрокинутое лицо жаркими поцелуями, приговаривая: «О, Куини!» Я понял, что привилегированные акции деверилских страдальцев опять подскочили и на грифельной доске можно приплюсовать еще одну пару разлученных сердец, которые вновь обрели друг друга весенней цветущей порою.
Эти чувствительные сцены на разных людей действуют по-разному. Я, например, сообразив, что тем самым обязательства Китекэта по отношению к этой доброй девушке можно считать аннулированными, пришел в хорошее расположение духа. А вот Силверсмит, похоже, содрогнулся от ужаса при виде того, какие дела творятся в гостиной «Деверил-Холла». Став немедленно в позу Строгого Родителя, он прошествовал к счастливой чете, резким поворотом кисти вырвал свое дитя из любящих объятий Доббса и увел.
Сомлевший констэбль немного опомнился и попросил извинения за неприкрытое проявление чувств, а преподобный Сидней сказал ему, что вполне, вполне его понимает.
— Зайдите ко мне завтра, Доббс, — благосклонно пригласил он. — Мы с вами хорошенько потолкуем.
— С удовольствием, сэр.
— Ну, а теперь, — промолвил его преподобие, — я, пожалуй, направлю стопы мои к дому. Ты идешь со мной, Кора?
Таратора ответила, что хотела бы немного задержаться. Тос, чуя реальную возможность разжиться еще кучкой-другой бутербродов, тоже отклонил приглашение в обратный путь. Так что викарий удалился в одиночестве с лучезарной улыбкой на устах. И только когда за ним закрылась дверь, я обратил внимание на то, что Доббс как стоял, так и не сдвинулся с места. Тут я вспомнил его реплику при выходе на сцену — насчет того, что он явился по неприятному делу. Температура в нижних конечностях снова резко
Он без дальнейших проволочек вернулся к повестке дня. Их ведь на это натаскивают: сказано — сделано.
— Сэр, — обратился Доббс к Эсмонду.
Эсмонд поспешил задать встречный вопрос, не соблазнится ли он бутербродом с сардинкой, но Доббс ответил: «Нет, спасибо, сэр», — а когда Эсмонд пояснил, что не настаивает непременно на сардинке и будет вполне рад, если тот возьмет с ветчиной, языком, огурцом или тушеным мясом, пояснил, что предпочитает вообще воздержаться от пищи по причине неприятного дела, по которому он сюда явился. Надо так понимать, что, отправляясь по делам службы, полицейские садятся на диету.
— Мне надо видеть мистера Вустера, сэр, — объявил Доббс.
Возможно, Эсмонд от радости, что вновь обрел свою возлюбленную, временно забыл былую неприязнь к Гасси, но при этих словах полицейского нелюбовь к тому, кто посягал на предмет его обожания, видимо, нахлынула с утроенной силой — во всяком случае, в глазах его появился нездоровый блеск, лицо помрачнело, и на гладком лбу даже образовалась пара суровых складок. Сладкогласный певец Кингс-Деверила уступил место строгому и неумолимому мировому судье.
— Вустера? — переспросил он и, я заметил, плотоядно облизнулся. — Официально?
— Да, сэр.
— А что он сделал?
— Проник в помещение с целью грабежа, сэр.
— Нет, честное слово?
— Да, сэр. Вечером текущего месяца двадцать третьего… то есть сегодня вечером, сэр, обвиняемым было осуществлено грабительское проникновение в мой полицейский участок и выкраден предмет, являющийся достоянием Короны — а именно, собака, в количестве одной, каковая находилась под стражей как нанесшая два укуса. Я застал его с поличным, сэр, — заключил полицейский Доббс уже не так витиевато, — это он был тем забравшимся на дерево грабителем, преследуя которого, я был поражен громом небесным.
Складки на лбу у Эсмонда углубились. Было очевидно, что к этому происшествию он нашел уместным отнестись с полной серьезностью. А когда мировые судьи находят уместным отнестись к какому-то происшествию с полной серьезностью, тут уж начинаешь думать только о том, как бы унести ноги.
— Вы в самом деле застигли его в момент кражи этой собаки в количестве одной? — зловеще спросил Эсмонд, сильно напоминая судью Джеффриза, готового возглавить «кровавое судилище». [101]
101
Имеется в виду Джордж, барон Джеффриз, председательствовавший в суде над участниками восстания герцога Монмутского против короля Иакова II (1685), когда им были приговорены к смертной казни 300 человек.
— Да, сэр. Вхожу я к себе в участок, а он как раз отвязывает ее и побуждает к бегству, ну, она и припустила во всю прыть, а я говорю: «Стой», — после чего, заметив меня, он тоже припустил во всю прыть, ну и я за ним. Я уж почти что догнал его на верхушке дерева и собирался арестовать, когда меня поразил гром небесный и я лишился чувств. А когда очнулся, обвиняемого на месте уже не было.
— А почему вы полагаете, что это был Вустер?
— Он был при зеленой бороде, сэр, и в клетчатом пиджаке. Сразу бросался в глаза.