Том 5. Дживс и Вустер
Шрифт:
Я бы мог, наверное, еще окликнуть ее, но как-то не хотелось. От того, что она мне наговорила, у меня началась дрожь по всему телу. Осознав, как непрочен фундамент, на котором зиждется любовь Сыра и Флоренс, я пришел в такой ужас, что вынужден был выкурить, не сходя с места, пару успокоительных сигарет, прежде чем пуститься в дальнейший путь.
Немного приободрившись и уговаривая себя, что это — не более чем минутная размолвка влюбленных и в кратчайшее время все уладится, я дал газу и через несколько минут уже встал на якорь на задах «Укромного уголка».
ГЛАВА 9
«Укромный
Я вошел, поставил маленький чемоданчик в прихожей и стоял, озираясь и принюхиваясь к запахам плесени, обязательно поселяющейся в старинных жилищах, и постепенно осознал, что здесь, в этом жилище, кроме запахов, имеется кое-что еще. То есть, говоря попросту, мне начало казаться, что мой домик заселен не только плесенью, но и привидениями.
Натолкнули меня на такую мысль странные звуки, раздававшиеся где-то поблизости, то что-то брякнет, то грохнет, и напрашивалось предположение, что здесь не без полтергейста или еще какой-нибудь чертовщины.
Звуки, похоже, доносились из-за закрытой двери в конце коридорчика, и я поспешил им навстречу, желая выяснить, в чем дело, ибо я не намерен был, черт подери, допускать, чтобы здесь разгуливали всякие полтергейсты, как будто у себя дома. Сделал два шага — и растянулся, споткнувшись о ведро, которое кто-то оставил на дороге. Только я поднялся, потирая пострадавшее место, как вдруг дверь распахнулась, и вышел небольшой мальчик с мордочкой хорька. На нем была форма бойскаута, и я без труда, несмотря на жирный слой грязи, покрывающий его остренькие черты, признал в нем младшего брата Флоренс Эдвина, в которого Боко имел обыкновение швыряться фарфоровыми безделушками.
— А, Берти, привет, — произнес он с улыбкой поперек всей своей мерзкой физиономии.
— Привет, юный нахал, — вежливо ответил я. — Что ты тут делаешь?
— Прибираюсь в доме.
Я сразу перешел к самому важному делу:
— Это ты оставил на полу ведро?
— Где?
— Посередине прихожей.
— Точно! Я теперь вспомнил. Я поставил его там, чтобы не загораживать проход.
— Ясно. Ну, так вот, тебе, наверное, будет интересно узнать, что я чуть не сломал об него ногу.
Он весь встрепенулся, в глазах загорелся фанатичный огонь, как будто перед мальчишкой вдруг возникло блюдце с мороженым.
— Слушай! Правда чуть не сломал? Вот это удача! Я окажу тебе первую медицинскую помощь.
— Как бы не так. Ничего ты мне не окажешь.
— Но если ты сломал ногу…
— Я не сломал ногу.
— Сам сказал, что сломал.
— Просто выражение такое.
— Ладно. Зато у тебя, может быть, растяжение связок.
— У меня нет растяжения связок.
— Я умею оказывать первую помощь при ссадинах.
— И ссадин у меня нет. Не подходи! — заорал я, готовый защищаться до последнего.
Мы оба помолчали. У юного Эдвина был растерянный вид. Мой решительный отпор его явно озадачил.
— Можно,
— Только попробуй, получишь по уху.
— Но может начаться гангрена.
— У меня нет оснований этого опасаться.
— Дурацкий же вид у тебя будет с гангреной.
— Нет, не будет у меня дурацкого вида. У меня будет прекрасный вид.
— Я знаю одного типа, который сломал ногу, она у него почернела, и пришлось ее отрезать до колена.
— У тебя, мне кажется, довольно странные знакомства.
— Давай я пущу на нее холодную воду из крана.
— Нет.
Он опять посмотрел на меня с недоумением. Я совсем сбил его с толку.
— Ну, тогда я пойду обратно на кухню, — сказал он. — Займусь дымоходом. Надо его хорошенько вычистить. Этот дом, если бы не я, был бы в ужасном состоянии, — заключил он с вопиющим самодовольством, от которого меня покоробило.
— То есть как это, если бы не ты? — парировал я его выпад со свойственным мне остроумием. — Ты тут, конечно, сеял разруху и опустошение.
— Ничего подобного, — возразил он, явно задетый за живое. — Я приводил дом в порядок. Флоренс поставила тебе цветы в гостиной.
— Знаю, она мне сказала.
— Я налил в них воду. Ну, так я пойду дочищу дымоход, ладно?
— Двигай и чисть сколько влезет, — холодно ответил я и жестом отослал его прочь.
Не знаю, как кто, у каждого свой метод, но я, например, отсылая Эдвина прочь, вскинул в салюте правую руку, а затем уронил ее на место, так сказать, по швам. И при этом почувствовал, что чего-то не хватает. В боковом кармане, с которым соприкоснулось запястье, должен был находиться небольшой выпуклый предмет, а именно — пакетик с брошью, которую тетя Агата приказала мне вручить Флоренс на день рождения. Но никакой выпуклости не ощущалось. Карман был пуст.
В то же мгновение мальчишка Эдвин произнес: «Э!», нагнулся и поднял пакетик с пола.
— Это ты уронил? — спросил он.
Ему сразу же пришлось оставить всякие подозрения насчет того, что у меня может быть сломана нога, поскольку я прыгнул к нему с живостью пантеры, легко перелетев через всю прихожую. Выхватил из его лапы пакетик и снова сунул в карман.
Бойскаут немедленно заинтересовался:
— Что это у тебя?
— Брошь. Подарок для Флоренс на день рождения.
— Хочешь, я передам?
— Нет, спасибо.
— А то я пожалуйста.
— Да нет, не надо.
— Избавлю тебя от хлопот.
При других обстоятельствах я бы, наверное, разозлился на такую беспардонную настырность и, вполне возможно, дал бы ему за это коском ботинка в зад. Ко он сейчас только оказал мне ценную услугу, и я ограничился тем, что дружески улыбнулся юному мерзавцу, чего не делал уже тысячу лет.
— Нет, спасибо, — отвечаю. — Не хочу выпускать эту штуковину из рук… Вечером забегу и вручу лично. Ну-с, юноша, ты молодец, — говорю я ему. — Вас, молодежь, недаром учат смотреть в оба. Скажи-ка мне, как. ты вообще поживаешь? Нормально? Никаких насморков, колик и прочих детских болезней? Превосходно. Мне было бы огорчительно услышать, что ты перенес какие-то страдания. Спасибо, что ты предложил подставить мою ногу под кран. Ценю. Жаль, что мне сейчас нечем тебя угостить. Заходи как-нибудь попозже, когда я тут устроюсь.