Том 5. Пешком по Европе. Принц и нищий.
Шрифт:
За табльдотом в семь тридцать в отеле «Швейцергоф» в большом разнообразии представлены все нации, но наблюдать можно скорее туалеты, чем людей, ибо все это скопище сидит за длиннейшими столами, и лица видны разве что в перспективе; завтрак же сервируется на круглых столиках, и если вам посчастливилось оказаться посередине, вы можете сколько угодно упражняться в физиогномике. Нам нравилось строить предположения насчет национальности наших соседей, и в большинстве случаев мы не ошибались. Иногда мы пытались отгадывать их имена, но уже без успеха, должно быть, по недостатку опыта. В конце концов,
—Вон сидят американцы.
—Да, они из какого штата? — отозвался Гаррис.
Я назвал один штат, Гаррис — другой. Сошлись мы только в том, что молодая особа в компании американцев прехорошенькая и одета со вкусом. Поспорили мы насчет ее возраста. Я давал ей восемнадцать, Гаррис все двадцать лет. И так как в споре разгорелись страсти, я заметил будто бы всерьез:
—Чтобы уладить эту распрю миром, мне остается одно — подойти к ней и спросить.
—Правильно! — отозвался Гаррис с присущим ему сарказмом.— Почему бы тебе не обратиться к ней с излюбленной здесь формулой: «Здравствуйте, я американец!» Увидишь, как она тебе обрадуется.
Он даже намекнул, что риск не так уж и велик — ничем серьезным подобная попытка, во всяком случае, не угрожает.
—Я сказал это просто так, для смеха, — оборвал я Гарриса. —Но вижу, ты меня еще не знаешь, ты понятия не имеешь, какой я бесстрашный. Я не испугаюсь ни одной женщины на свете. Сейчас же пойду и заговорю с ней.
То, что я задумал, никаких трудностей как будто не представляло. Я намерен был самым учтивым образом обратиться к молодой особе, заранее извинившись, если я введен в заблуждение ее поразительным сходством с одной моей старой знакомой; когда же мне скажут, что я обознался и что названное мною имя ничего ей не говорит, я снова попрошу прощения и почтительно ретируюсь. Все будет чин чином. Я подошел к ее столику, поклонился сидевшему с ней джентльмену, потом повернулся к девушке и уже собирался произнести заготовленную краткую речь, как она заговорила первая:
—Ну разумеется я не ошиблась, я так и сказала Джону, что это вы. Джон не поверил, но я знала, что права. Я говорила ему, что и вы меня, конечно, вспомните и подойдете; и хорошо, что подошли, мне было бы не слишком приятно, если бы вы удалились, так и не узнав меня. Но садитесь же, садитесь — вот уж не думала! Меньше всего я ожидала встретить вас.
Ну и сюрприз! Некоторое время я просто опомниться не мог. Однако я поздоровался со всеми и присел за их столик. Никогда еще не был я в таком переплете. Лицо девушки уже казалось мне знакомым, но я понятия не имел, где и когда мы встречались и как ее зовут. Я попытался было, чтобы отвлечь ее от более опасных тем, заговорить о красотах швейцарской природы, но диверсия не удалась — девица сразу же обратилась к более интересовавшим ее предметам:
—Боже мой, какая это была страшная ночь, когда все лодки на корме снесло в море! Помните?
—Ну еще бы! – подхватил я, хотя решительно ничего не помнил.
—А помните, как испугалась бедняжка Мэри и как она рыдала?
—Помню, конечно! Боже мой, как эти воспоминания оживают передо мной!
Я пламенно желал, чтобы они действительно ожили, но чувствовал
— А знаете, Джордж таки женился на Мэри!
— Понятия не имею. Так он, значит, женился?
— В том–то и дело, что да. Он говорил, что в конце концов виновата не она, а ее отец, и он был прав, по–моему. А вы как считаете?
— Разумеется, он был прав. Случай совершенно ясный, я всегда это говорил.
— Ну, нет, вы говорили другое. Тем летом по крайней мере,
— Вот именно, тем летом, Тут вы абсолютно правы. Но я говорил это уже следующей зимой.
— Ну, а как потом выяснилось, Мэри была тут ни при чем — это все ее отец, он да еще старик Дарлей.
Надо было что–то сказать, и я промямлил:
—Я всегда считал Дарлея препротивным старикашкой.
—Да он таким и был, но вы ведь помните, как они с ним нянчились, хоть он вечно изводил их своими чудачествами. Помните, чуть погода начинала хмуриться, он обязательно забирался к ним в дом.
Я не смел ступить в шагу дальше. По–видимому, Дарлей – не человек; скорее всего он какое–то животное, может быть собака, а может быть и слон. Но хвосты бывают у всех животных, и я отважился на реплику:
— А помните, какой у него был хвост?
— Хвост? У него их было тысяча!
Я прикусил язык. Не зная, что ответить, я пролепетал:
— Да, уж насчет хвостов он не мог пожаловаться.
— Для негра, а тем более сумасшедшего негра, трудно желать большего.
Я готов был провалиться сквозь землю. Я говорил себе: «Неужели она ограничится этим и будет ждать моего ответа? Если так, то разговор наш зашел в тупик. Тысячехвостый негр — это тема, на которую ни один человек не решится вести непринужденную и содержательную беседу без предварительной подготовки. Эта область слишком мало исследована, и нельзя же очертя голову...»
К счастью, она прервала мои размышления слонами:
— А помните, как он любил поплакаться на свои обиды, лишь бы нашелся терпеливый слушатель? У него было свое удобное жилье, но чуть на дворе становилось холоднее, как от него нельзя было избавиться. Вечно он торчал у них в доме. Правда, они что угодно от него терпели, ведь он когда–то спас жизнь Тому— за много лет до этого. А Тома помните?
— О, еще бы, славный паренек!
— Да, да. А какой у него был прелестный ребенок!
— Замечательный карапуз! Я такого еще не видывал.
— А уж я как нянчилась с ним, укачивала его, забавляла.
— И я тоже.
— Кстати, ведь это вы тогда придумали ему имя. Какое только? Я что–то не припомню.
Я почувствовал, что лед трещит у меня под ногами. Я бы много дал в ту минуту, чтобы знать, какого пола был младенец. По счастью, мне пришло в голову имя, одинаково подходившее мальчику и девочке.
— Я предложил имя Фрэнсис, — пролепетал я.
— Это не по умершему ли родственнику? Но ведь вы крестили у них и первенца, которого они потеряли, — я уже не застала его. Как же вы его назвали?