Том 5. Повести, рассказы, очерки, стихи 1900-1906

Горький Максим

Несколько человек сочувственно вздохнули, иные молча ушли, а Петруха, визгливо вскрикивая, начал всех выгонять.

— Идите! Идите! Это моё дело, мой сын! Ступайте… Я полиции не боюсь… И суда мне не надо. Не надо-с. Я тебя и так, без суда, доеду… Иди вон!

Илья, встав на колени, поил Якова водой, с тяжёлой жалостью глядя на разбитые, распухшие губы товарища. А Яков глотал воду и шёпотом говорил:

— Дышать больно… уведи меня… Илюша… голубчик!

Из опухолей под глазами

сочились слёзы…

— Его в больницу надо отвезти… — угрюмо сказал Илья, оборачиваясь к Петрухе.

Буфетчик смотрел на сына и что-то пробормотал невнятно. Один глаз у него был широко раскрыт, а другой, как у Якова, тоже почти затёк от удара Ильи.

— Слышишь ты? — крикнул Илья.

— Не кричи! — неожиданно тихо и миролюбиво сказал Петруха. — В больницу нельзя — огласка!.. мне это не фасон…

— Подлец ты! — сказал Илья и с презрением плюнул в ноги Филимонова. Я тебе говорю — отправляй в больницу! Не отправишь — скандал подниму хуже ещё…

— Ну-ну-ну! Не того… не сердись… Он, поди, притворяется…

Илья вскочил на ноги. Но тогда Филимонов отпрыгнул к двери и крикнул:

— Иван! Позови извозчика — в больницу, пятиалтынный… Яков, одевайся! Нечего притворяться-то… не чужой человек бил, — родной отец… Меня не так ещё мяли…

Он забегал по комнате, снимая со стен одежду, и бросал её Илье, быстро и тревожно продолжая говорить о том, как его били в молодости…

За буфетом стоял Терентий. В уши Илье лез его вежливый, робкий голос:

— Вам за три или за пять копеек?.. Икорки? Икорка вся вышла… Селёдочкой закусите…

На другой день Илья нашёл себе квартиру — маленькую комнату рядом с кухней. Её сдавала какая-то барышня в красной кофточке; лицо у неё было розовое, с остреньким птичьим носиком, ротик крошечный, над узким лбом красиво вились чёрные волосы, и она часто взбивала их быстрым жестом маленькой и тонкой руки.

— Пять рублей за такую миленькую комнатку — недорого! — бойко говорила она и улыбалась, видя, что её тёмные живые глазки смущают молодого широкоплечего парня. — Обои совершенно новые… окно выходит в сад, — чего вам? Утром я вам поставлю самовар, а внесёте вы его к себе сами…

— Вы горничная? — с любопытством спросил Илья.

Барышня перестала улыбаться, у неё дрогнули брови, она выпрямилась и с важностью сказала:

— Я не горничная, а хозяйка этой квартиры, и муж мой…

— Да разве вы замужем? — с удивлением воскликнул Илья и недоверчиво оглянул сухонькую, стройную фигурку хозяйки. На этот раз она не рассердилась, а засмеялась звонко и весело.

— Какой вы смешной! То горничной называет, то не верит, что замужем…

— Да как верить, ежели вы совсем девочка! — тоже с усмешкой сказал Лунёв.

— А

я уже третий год замужем, муж мой околоточный надзиратель…

Илья взглянул ей в лицо и тоже тихонько засмеялся, сам не зная чему.

— Вот чудак! — передёрнув плечиками, воскликнула женщина, с любопытством разглядывая его. — Ну, что же, — снимаете комнату?

— Решённое дело! Прикажете дать задаток?

— Конечно!

— Я часика через два-три и перееду…

— Пожалуйте. Я рада такому постояльцу, — вы, кажется, весёлый…

— Не очень… — усмехаясь, сказал Лунёв.

Он вышел на улицу улыбаясь, с приятным чувством в груди. Ему нравилась и комната, оклеенная голубыми обоями, и маленькая, бойкая женщина. Но почему-то особенно приятным казалось ему именно то, что он будет жить на квартире околоточного. В этом он чувствовал что-то смешное, задорное и, пожалуй, опасное для него. Ему нужно было навестить Якова; он нанял извозчика, уселся в пролётку и стал думать — как ему поступить с деньгами, куда теперь спрятать их?..

Когда он приехал в больницу, оказалось, что Якова только что купали в ванне и теперь он спит. Илья остановился в коридоре у окна, не зная, что ему делать, — уйти или подождать, когда товарищ проснётся. Мимо, тихо шлёпая туфлями, проходили один за другим больные в жёлтых халатах, поглядывая на него скучающими глазами; со звуками их тихого говора сливались чьи-то стоны, долетавшие издали… Гулкое эхо разносило звуки по длинной трубе коридора… Казалось, что в пахучем воздухе больницы невидимо, бесшумно летает кто-то, вздыхая и тоскуя… Илье захотелось уйти из этих жёлтых стен… Но один из больных шагнул к Илье и, протягивая руку, сказал негромко:

— Здравствуй!..

Лунёв поднял глаза на него и отшатнулся, изумлённый…

— Павел!.. И ты здесь?

— А кто ещё? — быстро спросил Павел.

Лицо у него было какое-то серое, глаза смущённо и тревожно мигали… Илья кратко рассказал ему о Якове и воскликнул:

— Как тебя перевернуло!

Павел вздохнул; губы у него вздрогнули; как виноватый в чём-то, низко опустив голову, он хриплым шёпотом повторил:

— Перевернуло…

— Что у тебя? — участливо спросил Лунёв.

— Ну… Будто не знаешь…

Павел мельком взглянул в лицо товарища и снова опустил голову.

— Заразился?

— Конечно…

— Неужто от Веры?

— От кого же? — угрюмо ответил Павел.

Илья тряхнул головой.

— Вот и я когда-нибудь тоже влечу…

Павел, доверчиво глядя в глаза ему, сказал:

— Я думал — ты побрезгуешь теперь мной… Шатаюсь тут, вдруг вижу ты!.. Стыдно стало… отвернулся, прошёл мимо…

— Умён! — с укором сказал Илья.