Том 6. Бартош-Гловацкий. Повести о детях. Рассказы. Воспоминания
Шрифт:
Жена старосты. И без них управятся.
Староста. Очень уж в тебе, сударыня, военный пыл велик!
Жена старосты. Как же мне, сударь, всем сердцем к правому делу не склоняться? Отпустите, сударь, этих пять человек к Костюшке?
Староста. Отпущу ли? Да ведомо ли тебе, сударыня, что рассказал Травинский, как само мужичье об этом манифесте поговаривает? И будто бы в некоторых краковских имениях случалось, что мужичье само дерзало бежать и к Костюшке
Жена старосты. Худо?
Староста. Ничего ты, сударыня, не понимаешь! Когда я сам своего мужика посылаю, то мужик мой и на войну идет, покорствуя моему приказу. Но сейчас их своя воля манит, за равных шляхте почитать себя хотят, самовольно своей жизнью распоряжаться.
Жена старосты. И следственно…
Староста. И следственно, мужиков послать придется. Очень уж близко до Кракова. Всякая весть на крыльях прилетит… Но я тебе, сударыня, скажу, что сие костюшковское восстание слишком революцией попахивает. Благородное оружие грубеет, попадая в руки черни.
Жена старосты. А все же, сударь, рассуждая здраво, лучше уж так, чем когда бы самому пришлось жену с детками по военной надобности покинуть.
Староста. Как знать, что лучше. Все от того зависит, как военные судьбы повернутся. Пан кастелян Дембовский, к примеру, тот открыто на сторону Костюшки становится. Как знать?
Жена старосты. А я, сударь, верю в наших мужиков, что выполнят свой долг. И бог поможет правому делу.
Староста. Долг мужиков работать в поле. Нечего их ради войны от плуга отрывать. Весьма опасаюсь, что и пан Костюшко сказками о братстве, свободе и равенстве отравлен…
Жена старосты. Все мы равны перед богом.
Староста. Перед богом, перед богом… Мужик должен знать свое место. А когда он прокламации Костюшки читать станет, у него легко и в голове перевернуться может.
Жена старосты. Да кто их станет читать! Мужик неграмотен…
Староста. Неграмотен, а черт его знает как все знает. Управляющий говорил мне…
Стук в дверь.
Входите!
Входит управляющий Травинский.
Староста. Ну, вот и он! Что же, Травинский, подумали вы, кого отобрать?
Травинский. Падаю к ногам вашей милости… Целую ручки, ясновельможная пани… Список сделан, соблаговолите кинуть взгляд.
Староста. Козяж… Мотыляк… гм… гм…
Травинский. Козяж, ваша милость, это тот…
Староста. Ага, ага, помню…
Травинский. Грудью болеет.
Староста. Хорошо, хорошо, Травинский… Четыре,
Травинский. Ваша милость…
Староста. Ну?
Травинский. Есть еще один.
Староста. Ведь цифра верна — пять штук?
Травинский. Ваша милость, Войцех Бартош…
Жена старосты. Ах, Войцех Бартош! Я носила его жене лекарства, помню.
Староста. И что же этот Бартош?
Травинский. Упорствует идти с другими.
Староста. Да что ты мне, сударь, голову морочишь! Женатый мужик, хороший работник… А? Хороший?
Травинский. Плохого не скажешь.
Староста. Так что же?
Травинский. Второй день покою не дает, просит дозволения идти…
Староста. Ну вот, сударыня, не говорил я? Вот они, идеи пана Костюшки. Не успело еще ко мне письмо дойти, а они уж… Неграмотные! Не беспокойся, сударыня, когда так дела и дальше пойдут, то еще окажется, что они и французские санкюлотские бумажонки читают! Неграмотные!
Травинский. Так как же, ваша милость, послать на барщину и баста?
Староста. Постой-ка, сударь! На барщину…
Травинский. Бартош в сенях ждет решения.
Жена старосты. Позвать его сюда!
Травинский. Сюда, ясновельможная пани?
Староста. Да, вот сюда, сюда, не слышишь? Отчего же… Братство, равенство, свобода…
Бартош(входя). Слава Исусу…
Жена старосты. Во веки веков, голубчик, во веки веков.
Староста. Что надо?
Бартош. Да вот к вашей милости. Сказывали у нас, что по пять человек от каждой деревни пойдут к пану Костюшке.
Староста. По пять, говоришь?.. Ишь ты, ишь ты, по пять?
Жена старосты. Сударь…
Староста. Ничего, ничего… Ну, что же дальше?
Бартош. Так я просил пана управляющего… Падаю к ногам вашей милости… отпустите…
Староста. На войну, а?
Бартош. На войну, с паном Костюшкой.
Жена старосты. Это прекрасно, голубчик, что ты питаешь в сердце столь возвышенный сентимент к отчизне.
Староста. Да, да…
Жена старосты. Мой супруг весьма счастлив, что его крестьянин выказывает такое разумение благородного подвига освобождения отчизны.
Староста. Сударыня, ты бы…
Бартош. Стало быть, ясновельможный пан…