Том 6. Дворянское гнездо. Накануне. Первая любовь
Шрифт:
— Я от вас прежде получал другие милости, — пробормотал я.
— А! — промолвила Зинаида и сбоку посмотрела на меня. — Какая у него память! Что ж? я и теперь готова…
И, склонившись ко мне, она напечатлела мне на лоб чистый, спокойный поцелуй.
Я только посмотрел на нее, а она отвернулась и, сказавши: «Ступайте за мной, мой паж», — пошла к флигелю. Я отправился вслед за нею — и всё недоумевал. «Неужели, — думал я, — эта кроткая, рассудительная девушка — та самая Зинаида, которую я знал?» И походка ее мне казалась тише — вся ее фигура величественнее и стройней…
И боже мой! с какой новой силой разгоралась во мне любовь!
XVI
После
— Коли уж дело пошло на сочинения, — сказала она, — так пускай каждый расскажет что-нибудь непременно выдуманное.
Первому досталось говорить тому же Беловзорову.
Молодой гусар смутился.
— Я ничего выдумать не могу! — воскликнул он.
— Какие пустяки! — подхватила Зинаида. — Ну, вообразите себе, например, что вы женаты, и расскажите нам, как бы вы проводили время с вашей женой. Вы бы ее заперли?
— Я бы ее запер.
— И сами бы сидели с ней?
— И сам непременно сидел бы с ней.
— Прекрасно. Ну, а если бы ей это надоело, и она бы изменила вам?
— Я бы ее убил.
— А если б она убежала?
— Я бы догнал ее и все-таки бы убил.
— Так. Ну, а положим, я была бы вашей женой, что бы вы тогда сделали?
Беловзоров помолчал.
— Я бы себя убил…
Зинаида засмеялась.
— Я вижу, у вас недолга песня.
Второй фант вышел Зинаидин. Она подняла глаза к потолку и задумалась.
— Вот, послушайте, — начала она наконец, — что я выдумала… Представьте себе великолепный чертог, летнюю ночь и удивительный бал. Бал этот дает молодая королева. Везде золото, мрамор, хрусталь, шелк, огни, алмазы, цветы, куренья, все прихоти роскоши.
— Вы любите роскошь? — перебил ее Лушин.
— Роскошь красива, — возразила она, — я люблю всё красивое.
— Больше прекрасного? — спросил он.
— Это что-то хитро, не понимаю. Не мешайте мне. Итак, бал великолепный. Гостей множество, все они молоды, прекрасны, храбры, все без памяти влюблены в королеву.
— Женщин нет в числе гостей? — спросил Малевский.
— Нет — или погодите — есть.
— Всё некрасивые?
— Прелестные. Но мужчины все влюблены в королеву. Она высока и стройна; у ней маленькая золотая диадема на черных волосах.
Я посмотрел на Зинаиду — и в это мгновение она мне показалась настолько выше всех нас, от ее белого лба, от ее недвижных бровей веяло таким светлым умом и такою властию, что я подумал: «Ты сама эта королева!»
— Все толпятся вокруг нее, — продолжала Зинаида, — все расточают перед ней самые льстивые речи.
— А она любит лесть? — спросил Лушин.
— Какой несносный! всё перебивает… Кто ж не любит лести?
—
— Я об этом и не подумала. Нет, зачем муж?
— Конечно, — подхватил Малевский, — зачем муж?
— Silence! [118] — воскликнул Майданов, который по-французски говорил плохо.
— Merci, — сказала ему Зинаида. — Итак, королева * слушает эти речи, слушает музыку, но не глядит ни на кого из гостей. Шесть окон раскрыты сверху донизу, от потолка до полу; а за ними темное небо с большими звездами да темный сад с большими деревьями. Королева глядит в сад. Там, около деревьев, фонтан; он белеет во мраке — длинный, длинный, как привидение. Королева слышит сквозь говор и музыку тихий плеск воды. Она смотрит и думает: вы все, господа, благородны, умны, богаты, вы окружили меня, вы дорожите каждым моим словом, вы все готовы умереть у моих ног, я владею вами…. А там, возле фонтана, возле этой плещущей воды, стоит и ждет меня тот, кого я люблю, кто мною владеет. На нем нет ни богатого платья, ни драгоценных камней, никто его не знает, но он ждет меня и уверен, что я приду, — и я приду, и нет такой власти, которая бы остановила меня, когда я захочу пойти к нему, и остаться с ним, и потеряться с ним там, в темноте сада, под шорох деревьев, под плеск фонтана…
118
Тише! ( франц.).
Зинаида умолкла.
— Это выдумка? — хитро спросил Малевский.
Зинаида даже не посмотрела на него.
— А что бы мы сделали, господа, — вдруг заговорил Лушин, — если бы мы были в числе гостей и знали про этого счастливца у фонтана?
— Постойте, постойте, — перебила Зинаида, — я сама скажу вам, что бы каждый из вас сделал. Вы, Беловзоров, вызвали бы его на дуэль; вы, Майданов, написали бы на него эпиграмму… Впрочем, нет — вы не умеете писать эпиграмм; вы сочинили бы на него длинный ямб, вроде Барбье * , и поместили бы ваше произведение в «Телеграфе» * . Вы, Нирмацкий, заняли бы у него… нет, вы бы дали ему взаймы денег за проценты; вы, доктор… — Она остановилась. — Вот я про вас не знаю, что бы вы сделали.
— По званию лейб-медика, — отвечал Лушин, — я бы присоветовал королеве не давать балов, когда ей не до гостей…
— Может быть, вы были бы правы. А вы, граф…
— А я? — повторил со своей недоброй улыбкой Малевский…
— А вы бы поднесли ему отравленную конфетку.
Лицо Малевского слегка перекосилось и приняло на миг жидовское выражение, но он тотчас же захохотал.
— Что же касается до вас, Вольдемар… — продолжала Зинаида, — впрочем, довольно; давайте играть в другую игру.
— Мсьё Вольдемар, в качестве пажа королевы, держал бы ей шлейф, когда бы она побежала в сад, — ядовито заметил Малевский.
Я вспыхнул, но Зинаида проворно положила мне на плечо руку и, приподнявшись, промолвила слегка дрожащим голосом:
— Я никогда не давала вашему сиятельству права быть дерзким и потому прошу вас удалиться. — Она указала ему на дверь.
— Помилуйте, княжна, — пробормотал Малевский и весь побледнел.
— Княжна права, — воскликнул Беловзоров и тоже поднялся.