Том 6. Статьи, очерки, путевые заметки

Бальмонт Константин Дмитриевич

В дополнение к этим любовным цветам, Египтянин бросает нам, через сложный забор многих столетий, и свой венок, из четырех «Если б».

Четыре «если б»

1

Если б я был Черной рабыней ее, приближенной, Я бы любил Видеть ее целиком обнаженной.

2

Если б рок мне добрый дал Прачкой быть сестры моей, Я бы месяц простирал, Я стирал бы тридцать дней, Все один ее платок, Что в духах совсем

промок. И трудом счастливый тем, Платы не взял бы совсем.

3

О, если б перстнем ее мне быть, О, если бы палец обнять у ней! Она не могла бы меня не любить, Хранила б меня до скончания дней.

4

Если б миртовым был я венком На плече у любимой моей! Был бы с сестрою я тесно вдвоем, Был бы я с ней.

В милой влюбленному все желанно. От нее он примет не только ласку и внимание, но даже суровое слово ее будет ему приятно, лишь бы оно исходило от нее. Прекрасная его сестра, как видится, весьма вспыльчива и своенравна. В шутку или в серьез, он сам сообщает нам об этом в таких выражениях:

У моей сестры есть дом, И привратник есть при нем. Чуть отдвинется засов, Только дверь откроет он, Тотчас ток сердитых слов, Тотчас бранью награжден. Быть привратником хочу, Забранит она, смолчу. Пусть любимая моя И гневится и ворчит: – Как ребенок буду я, Что испуганный – молчит.

Во имя радости быть близко к любимой, влюбленный брат готов на гораздо более серьезное и трудное, нежели эта приятная неприятность слышать ее разгневанный голос. Вот они разъединены рекой, а река Нильской долины, как известно, лелеет в себе не только голубые лотосы, но и чудовищ довольно страшных и зубастых. Однако, любовь сильнее всего.

Любовь моей сестры прекрасной На берегу реки другом. Но крокодил лежит ужасный, Вон там, чудовищным комком. И все же прыгнул я в теченье, Моя любовь во мне сильна, Упор ноги моей – волна. Я смел, и сладко достиженье, Любовь, меня ведет – она.

Сестра побеждена братом, любящая вся обратилась к любимому, им живет, им дышет, как цветок к нему тянется, к солнечному, как мотылек весенний крылышками крылышек касается, красочно-трепетных. Они проходят по его саду, и не могут наглядеться друг на друга.

В твоем саду ростут, цветут Душистые растенья. Как хорошо с тобою тут, Как дышит их цветенье, Сестра любимая твоя, И я свечусь – тобою. Как лотос пред тобою я, С окраской голубою. Я как беседка, я как куст, Что дышит весь в расцвете. Я сладкий вздох влюбленных уст, В расцветном нашем лете. В твоем саду прекрасный пруд, Изрыт твоей рукою. И ветерки над ним плывут Прохладою живою. Твоя рука в моей руке, И мы проходим

рядом. Мой дух во мне – как свет в цветке, Я сердцем льну к усладам. Твой голос – виноградный сок, Услышу – вся живу я. Ты глянул – всю меня облек, Я вся в тебе, ликуя.

Когда-то, поздней, чем звучали эти песенки, в другой красивой стране Сафо пела:

С чем, о, любимый, тебя я, с чем я сравню? С гибкою вилкой тебя я, с веткой сравню.

Эти изящные Эллинские строки – сродни строкам, пропевшимся среди поцелуев двух Египетских влюбленных. Еще Сафо, мелодически, воскликнула:

Девственность, девственность, стой, ты куда? Я к тебе не вернусь, не вернусь, никогда.

Но в этом поэзия Эллинской полубогини непохожа на народную поэзию Египта. Здесь, девственность ушла и не ушла. Девушка любит возлюбленного со всею страстью и со всем самозабвением. В ряде жгучих строк, пламенных, пьянительных, обжигающих, как внезапный, нежданный поцелуй, она описывает взаимные их ласки, эти лучистые касания двух озаренных душ, двух зорно-зажженных тел. Но девственность не уходит, девственно-ласковы, девически-воздушны все страстные слова.

Счастливы игры любовные. И вся Природа играет ими, и с ними. Вот они прикасаются к влаге. Влага – стихия любви.

Пред тем как стебель отодвинуть, Трепещет лотос голубой. И берег я спешу покинуть, Чтобы купаться здесь с тобой. Свое я облекаю тело Тончайшим белым полотном. Я миртовый венок надела, И мы с тобой в воде вдвоем. Ты вынырнул, поймал ты рыбу, Она стройна, она красна, Я льну рукой к ее изгибу, И как покорна мне она. И вот ее кладу я ниже, Я отдаю ее волнам, Она твоя, мой брат, взгляни же, О, как она скользит, вон там.

Брат и сестра ловят птиц, приносящих им благовония, они как дети бегают один за другим вдогонку, среди охраняющих их гранатовых деревьев и сикомор. Весь мир превращается для них в цветущий сад, наполненный их любовным воркованием. Влюбленная говорит:

«Красивая твоя возлюбленная, которую твое сердце любит, приходит в сад, о, возлюбленный, ибо сердце мое следит за тем, что ты любишь. И я призываю тебя. Взгляни, вот я здесь.

Возлюбленный мой выходит из дома своего. Он идет своею дорогой, не заботясь о моей любви. И сердце мое во мне останавливается. Напрасно смотреть мне на сладости и благовония. То, что сладко для рта и для обоняния, горько теперь для меня как желчь птицы.

Лишь дыхания рта твоего, они одни, дают жизнь моему сердцу, мне кажется тогда, что бог сокровенный мне дан, навсегда и навеки.

О, красивый мой друг, я сердцу моему скажу мои моления, сердцу моему, что в твоей груди. Если высокий мой друг не приходит в ночи, если он не придет, я буду как те, что в гробах.

Голос горлицы слышится. Она говорит: „Вот заря. Там, где моя дорога“. Ты птица и ты призываешь меня. Я нашла моего возлюбленного, и сердце мое возрадовалось больше сердец других.

Ах, выгляну я из двери, ибо вот мой возлюбленный приходит ко мне, он идет, глаза мои прикованы к дороге, ухо мое слушает звук его шагов. Ибо из любви моего возлюбленного сделала я единственное благо моего сердца.

Мое сердце так счастливо от любви, которою ты любишь меня, что локоны на лбу моем падают, когда я бегу к тебе навстречу, и волосы мои распутываются. Но клянусь, клянусь тебе, я убираю мои волосы перед приходом твоим.

На кусте пышном цветы расцвели и отцвели. На изогнутой лозе вырастает пьяная ягода. Два голоса переплетаются в одном напеве.