Том 6. Заклинательница змей
Шрифт:
А Николай находил все очень забавным и с нетерпением ждал, как девушки набросятся на дорогое лакомство. Он был уверен, что будет непомерно смешно. И так как он сам уже несколько недель ухаживал за Верою и не терял надежды поссорить ее с ее женихом, то ему, по грубости его натуры, особенно приятно было думать, что Вера не сумеет по-благовоспитанному скушать ломтик ананаса, захватит его прямо в лапы и сжует вместе с чешуйками кожицы. Глаза его смешливо горели, когда Милочка, окончив свою работу с ананасами, позвала Веру и ее подруг. Вера заметила его смешливое настроение.
— Затем-то вы нас сюда и позвали! Я думала, за делом каким-нибудь.
А простодушные Иглуша и Улитайка обрадовались угощению. Смущенно подталкивая одна другую, они подошли к Милочке и неловко принялись есть ананасы. Даже не ждали на этот раз, что скажет или сделает Вера, уж так заманили красивые на вид, сочные, золотистые ломтики. Но Николаю пришлось разочароваться, — при всей неловкости и при всем смущении девушек ничего смешного не было, и девушки не жевали звериным обычаем, а ели как полагается. Только уж очень торопились, от неловкости и от застенчивости. По их лицам было видно, что им нравится не столько вкус, сколько необычайность угощения. Как будто они все ждали, что вот-вот будет вкусно, и не могли дождаться.
Горелов смотрел на них и хохотал. Он был уверен, что девушки не могут оценить вкуса ананасов, который казался ему необычайно изысканным, и что им гораздо больше понравилась бы морковь или репа. Потом вдруг он обратил внимание на то, что Вера отошла в сторону и стояла, опершись на тонкий ствол белой березы. Оттого ли, что Вера сумрачно глядела, стоя вдали, оттого ли, что где-то недалеко пронеслась, каркая, ворона, Горелову стало скучно. Он сказал Вере:
— Ну, а ты, королева, что же не подходишь? Кушай, не стесняйся.
И ему стало еще скучнее, когда Вера спокойно поблагодарила и отвечала, что не любит ананасов. Он вдруг подумал, что эта гордая, величавая красавица одевается бедно и ест грубую пищу, что, может быть, и теперь от нее пахнет луком. Он знал, что все его рабочие питаются не так, как он, и одеваются не так, и что жилища их не роскошны, и все это казалось ему совершенно естественным, — грубые и простые люди, грубая и простая жизнь, одно другому соответствует, казалось ему. Он раньше не догадывался, что эти люди совсем не так грубы и просты, как ему казалось, и теперь, глядя на Веру, он только смутно чувствовал, что в надменной строгости этой босоногой красавицы есть какая-то великая правда. Захотелось доказать, что этой правды нет, захотелось сбить эту спесь. Он сурово сказал:
— Подойди-ка сюда, краля босоногая.
Вера спокойно и неторопливо подошла к Горелову. Когда она стала совсем близко перед ним, ему показалось, что прежняя надменность как бы покинула ее. Она улыбалась доверчиво и ласково, и от этого Горелову казалось, что его сердце теплеет. Его голова слегка закружилась.
«Эх, хороша! — подумал он. — То-то хороша она бывает, когда чему-нибудь радуется!»
Ему захотелось увидеть ее обрадованное лицо.
— Что это у тебя в корзине? — спросил он.
Вера протянула ему корзину. Там лежали крупные
— Продай, — сказал Горелов. — Сколько хочешь?
— Не продаю, — отвечала Вера, — для себя сбирала, не на продажу.
Горелов досадливо нахмурил брови. Впился в Веру неотступным взглядом. Захохотал так неожиданно, что даже Вера, несмотря на все свое самообладание, вздрогнула. Ощущение вскипающей крови, столь знакомое Горелову, опять охватило его. Так досадно стало, что есть вокруг какие-то люди и что надобно говорить спокойно с этою девушкою, нельзя сказать ей настоящие слова, — ах, настоящие слова всегда покоряют девичье сердце! — сказать, и целовать, и овладеть этим стройным и очаровательным телом. А потом, — да что об этом думать!
— Богата очень? — спросил он.
Вера, раскрасневшись, оттого что ей стало досадно на свой мгновенный испуг, сказала:
— Богата была бы, на фабрику к вам не ходила бы. Сладость не великая. А грибов не продаю, — себе хочу оставить.
Сквозь ветки деревьев на Веру упали вдруг лучи солнца. Словно кровавое наваждение озарило ее волосы, золотисто загоревшиеся на солнце. И казалось Горелову, что светло только здесь, где она стоит, а лес закутан лиловою тенью и безмолвием. Голоса около костра доносились словно откуда-то очень издалека. И все вне круга, очерченного близостью Веры, казалось незнаемым и чуждым. Горелов сказал хриплым голосом:
— В моем лесу грибы насобирала. Мой лес, мои и грибы.
Вера презрительно усмехнулась. Повела круглым, упругим плечом. Сказала негромко и спокойно:
— Ваши грибы, так и возьмите их себе.
Она нагнулась и поставила корзину у ног Горелова. Горелов бормотал смущенно:
— За труд, что собирала, заплачу. Вот, получи.
И он протянул ей серебряный рубль. Он был уверен в том, что Вера будет очень обрадована такою необычайною щедростью. Но Вера не взяла рубля. Она презрительно усмехнулась, покачала головою и сказала:
— Мало. Я свой труд дороже ценю.
— Сколько же тебе надобно? — с удивлением спросил Горелов.
Вера смотрела на него пристально и неторопливо отвечала:
— Говорят, золото — хорошие деньги.
Горелов захохотал. Крикнул:
— Дорого хочешь!
— Берите даром, — чего дешевле! — спокойно отвечала Вера.
Горелов кричал в диком восторге:
— Королева, а не работница! Вот так девица! Золота захотела! Это я понимаю! Что ж ты на мое золото купишь?
Вера пожала плечами.
— Что мне на ваше золото покупать? Что мне надобно, на то я и сама заработаю.
— Ты башмаки себе купи, вот что тебе надобно, — говорил Горелов. — Зачем без башмаков по лесу ходишь? Еще тебя, пожалуй, змея ужалит прямо в голую пятку, — умрешь в одночасье.
Вера говорила дразнящим голосом:
— Меня змея не ужалит, я слово такое знаю.
И она улыбалась так, что не понять было, шутит ли она, или сама верит тому, что говорит. Горелов смотрел на нее, все более приходя в восторг и влюбляясь. Он спросил: