Том 6. Зарубежная литература и театр
Шрифт:
Вот внутренний аккорд новой пьесы Гауптмана. Он скорбен. Мы предпочли бы радостные, бодрые звуки, ибо мы люди нового утра. Но мы отдаем дань уважения честной скорби большого писателя, в последнем произведении которого слышим глухой стон отчаяния, который не смеет, не может перейти в призыв к активному протесту, но является все же мучительным и честным протестом пассивным.
И как бы ни покрывала буржуазия своими похвалами (вроде бюловских) Гауптмана, мы, не имея, к сожалению, возможности сказать о нем: «он наш!» — имеем полную возможность крикнуть ей: «вы лжете, он — не ваш!»
[Генрик Ибсен] *
Ибсен Генрик Иоганн родился в 1828 году, умер в 1906
Норвежский писатель, крупный драматург, значение которого распространилось далеко за пределами его родины. Родился в провинциальном городе Скиене 1 в среднебуржуазной семье, разорившейся еще в детстве Ибсена. Таким образом, в жизнь Ибсен вступил как типичный мелкий буржуа, которому приходится бороться с нуждой. Традиции, прочно сложившиеся, независимой семьи он сохранял в форме личной гордости и высоко развитого чувства собственного достоинства, а по отношению ко многим имущим лицам и группам, от которых ему приходилось часто зависеть, это положение развивало в нем чувство острого протеста. Уже рано Ибсен стал относиться с грустью и презрением к проявлениям низкопоклонства и малодушия со стороны мещанской бедноты к вышестоящим. Сам он начинает карьеру аптекарским учеником в крошечном городке Гримстаде. При таком общественном положении и таком настроении является совершенно понятным, что Ибсен становится радикалом. И личные несправедливости, которые ему приходится перенести, и те, которые падают на него через его маленькую родину, и те, которые он наблюдает в большом мире, — все они заставляют его реагировать против себя с почти революционной запальчивостью.
Сложные события 48-49-го годов разно отразились в разных частях Европы. Среди других факторов революционных движений и совокупности революционных движений этих годов имелось и давало себя знать и наступление крупного капитала, сокрушавшего на своем пути самостоятельную мелкую буржуазию. Процесс этот очень оригинально проходил именно в Норвегии, стране, где по географическим и историческим причинам мелкая буржуазия сохранила первое место, где она задавала тон и отличалась гораздо большей экономической и бытовой свежестью, чем в других странах Европы. Это и предполагало для ближайшего будущего особое место за представителями именно норвежских мелкобуржуазных протестантов против вторжения капитализма, а среди них обеспечивало европейское значение за самым большим талантом этого рода, за Ибсеном.
Мы имеем в настоящее время весьма интересное письмо Энгельса, непосредственно относящееся к нашей теме. В 1890 году несколько шаткий социал-демократический писатель, Пауль Эрнст, позднее покинувший ряды социал-демократической партии, привлек Энгельса как бы в качестве арбитра в своем споре с Германом Баром о Генрике Ибсене (по женскому вопросу). Сам Эрнст характеризовал Ибсена как типичного мещанского писателя. Энгельс, однако, не согласился с таким чрезвычайно общим, а потому мало выразительным и с марксистской точки зрения по неконкретности своей негодным определением. Энгельс пишет Эрнсту:
«Всю Норвегию и все, что там происходит, вы подводите под категорию мещанства, а затем, не обинуясь, приписываете этому норвежскому мещанству то, что считаете характерным для немецкого мещанства. Но тут помехой являются два обстоятельства.
Во-первых, когда во всей Европе победа над Наполеоном ознаменовала собой победу реакции над революцией, и лишь на своей родине, во Франции, революция еще настолько внушала страх, что из рук вернувшейся легитимной власти была вырвана буржуазно-либеральная конституция, Норвегия сумела завоевать себе конституцию более демократическую, чем все существовавшие тогда в Европе.
И, во-вторых, за последние двадцать лет Норвегия пережила такой расцвет в области литературы, каким не может гордиться ни одна страна, кроме России. Считать ли их мещанами или нет, но, во всяком случае, норвежцы создают гораздо больше духовных ценностей, чем другие нации, и накладывают свою печать также
Если вы взвесите эти факты, то должны будете признать, что они не вполне совместимы с включением норвежцев в категорию мещан, и притом мещан чисто немецкого пошиба; по моему мнению, факты эти обязывают нас точнее определить специфические особенности норвежского мещанства.
И вот вы, вероятно, найдете, что тут обнаруживается большая разница. В Германии мещанство является плодом неудавшейся революции, прерванного и задержанного развития; оно получило свой своеобразный и резко выраженный характер трусости, ограниченности, беспомощности и неспособности к какой бы то ни было инициативе благодаря Тридцатилетней войне и следующей за ней эпохе, когда все остальные крупные народы переживали бурный рост. Характер этот немецкое мещанство сохранило и впоследствии, когда Германию снова подхватил поток исторического развития; он был достаточно силен, чтобы наложить свою печать и на все остальные общественные слои Германии в качестве всеобщего немецкого типа, пока наконец наш рабочий класс не прорвал эти узкие рамки. Немецкие рабочие как раз в том отношении являются самыми ярыми „отрицателями отечества“, что они сбросили с себя немецкую мещанскую ограниченность.
Таким образом, в немецком мещанстве надо видеть не нормальный исторический этап, а доведенную до предела карикатуру, образец вырождения.
Напротив, в Норвегии мелкое крестьянство и мелкая буржуазия — с небольшой примесью средней буржуазии — какими они примерно были в Англии и во Франции в XVII веке, в течение ряда столетий представляют собой нормальное состояние общества. Здесь не может быть речи о насильственном возвращении к устарелым этапам развития из-за неудавшегося крупного движения и из-за какой-нибудь Тридцатилетней войны. Вследствие своей изолированности и природных условий страна отстала, но общее ее состояние все время соответствовало производственным условиям и благодаря этому было нормальным. Лишь в самое последнее время в стране спорадически появляются начатки крупной промышленности, но для самого могучего рычага концентрации капиталов — для биржи — тут нет места; к тому же консервирующее влияние оказывает огромный размах морской торговли. В то время как повсюду в других государствах пароход вытесняет парусные суда, Норвегия все увеличивает свое парусное судоходство и обладает если не самым крупным в мире, то вторым по величине парусным флотом, принадлежащим главным образом мелким и средним судохозяевам. Так или иначе, это внесло движение в старое застойное существование, и движение это, по-видимому, отражается на расцвете литературы.
Норвежский крестьянин никогда не был крепостным,и это обстоятельство — как и в Кастилии — накладывает свою печать на все развитие. Норвежский мелкий буржуа — сын свободного крестьянина, и вследствие этого он — настоящий человекпо сравнению с жалким немецким мещанином. Точно так же норвежская женщина из мелкобуржуазной среды стоит неизмеримо выше немецкой мещанки. И каковы бы ни были недостатки ибсеновских драм, в них все же отображен — хотя и маленький, среднебуржуазный, — но неизмеримо выше немецкого стоящий мир, в котором люди еще обладают характером, способны к инициативе и действуют самостоятельно, хотя часто и причудливо, с точки зрения иноземного наблюдателя» 2 .
Эта блестящая характеристика, данная Энгельсом, окончательно убеждает в правильности тех общих линий марксистского анализа творчества Ибсена, который уже был дан раньше (например, в статье Плеханова) 3 .
Творчество Ибсена действительно выражает собой протест этого твердого и крепкого мещанства против чуждых ему капиталистических начал и во имя… Вот тут-то и находится трудность вопроса. Во имя чего, к чему, собственно, могло это крепкое мещанство звать в своей литературе, как к идеалу?