Том 7. 1973-1978
Шрифт:
В павильоне Андрея обступила тишина, прохлада и приятная полутьма. Вдоль стен высились застекленные шкафы, стеллажи и витрины, уставленные альбомами и кляссерами. Альбомы и кляссеры были в приятном беспорядке разбросаны по поверхности длинного стола посередине. Альбомы и кляссеры громоздились на табуретах и стульях. Десятки и сотни альбомов и кляссеров! Может быть, тысячи!.. Андрей Т. даже не представлял себе, что такое может быть, хотя и знал, конечно, из литературы, что за последние полтора века в мире выпущено около миллиона марок...
Не помня себя, он приблизился к столу и раскрыл наугад один из больших кляссеров. Кровь ударила в лицо, закружилась
Здесь были "цеппелины" Италии и "цеппелины" Лихтенштейна, "цеппелины" Парагвая и редчайшие "цеппелины" США, знаменитые немецкие "Поляр Фарт" и "Зюд-америка Фарт", здесь были великолепные советские серии, посвященные дирижаблестроению, и все разновидности "Малыгина", и легендарные конверты, доставленные дирижаблем ЛЦ-127 из Ленинграда в бухту Тихую, а оттуда ледоколом "Малыгин" в Архангельск, со всеми сопроводительными штампами, штемпелями и отметками...
Андрей Т. восседал в удобном высоком кресле, и в одной руке у него была большая филателистическая лупа, а пальцы другой сжимали специальный, удобно изогнутый филателистический пинцет, и настольная лампа с козырьком заливала страницы кляссера ярким матовым светом, и он листал и рассматривал, рассматривал и изучал, изучал и смаковал, и мир стал тесным, теплым и необыкновенно уютным -- не было в этом мире ничего, кроме круга света и красоты марок, сверкавших, словно драгоценные камни.
Впрочем, был в этом мире еще Комментатор. Но он скромно оставался в тени, за границей яркого круга, и он был услужлив, ненавязчив и полезен. Не надо было шарить по страницам новенького наисовременнейшего Ивера -страница с искомой серией раскрывалась как бы сама собой, и только мелькала на мгновение ловкая смуглая рука. Не надо было копаться в горах справочной литературы -- негромкий доброжелательный голос без задержек сообщал все самое интересное о каждой марке, о каждом конверте, о каждом спецгашении. Не надо было тянуться за очередным кляссером -- он сам бесшумно выскакивал из темноты, направляемый и раскрываемый все той же ловкой смуглой рукой.
– - Беззубцовые "цеппелины"!
– - восклицал потрясенный Андрей, и мягкий доброжелательный голос немедленно подхватывал:
– - Совершенно верно. Причем обратите внимание -- угловые экземпляры, огромные поля...
– - И без наклеек!
– - В идеальном состоянии.
– - Не фальшивки?
– - Ни в коем случае. Взгляните в лупу. Видите? Растровая сетка -квадраты, между тем как у фальшивок растровая сетка -- точки...
Но вот наступил момент, когда "цеппелины" исчерпались, и тогда Комментатор предложил мягким голосом:
– - Может быть, вас интересует тема "Космос"?
– - Ну... это же просто раскрашенная бумага...
– - неуверенно возразил Андрей Т., повторяя заявление кого-то из собратьев-филателистов.
– - В каком-то смысле, безусловно, да, -- согласился Комментатор.
– Торговцы марками ловко используют популярность этой темы для обделывания своих сомнительных делишек... И все-таки не откажитесь взглянуть.
Да, здесь было на что взглянуть!
– - А вот взгляните-ка на этот конверт...
– - говорил и показывал всезнающий и доброжелательный Комментатор.
– - А вот обратите внимание: редкая типографская ошибка в дате -- 1999 вместо 1969...
Альбомы и кляссеры сменялись кляссерами и альбомами, они следовали один за другим непрерывным и неиссякаемым потоком, и вот постепенно какое-то смутное беспокойство начало овладевать Андреем.
Почему все темнее становилось вокруг, и все ярче разгорался манящий круг света, в котором возникали все новые сокровища? Почему пинцет как будто сам собой тянулся к очередному шедевру, а лупа словно бы так и ловчилась, чтобы получше увеличить и выявить тонкий нюанс? И почему все никак не удавалось разглядеть в сгущающемся сумраке доброжелательного и всезнающего Комментатора?.. И Спиридон, Спидлец, старый верный Спиха! Как это ты очутился там, на самом далеком шкафу в самом темном углу? Что вообще происходит?
Генка!
Андрей Т. положил лупу и пинцет и рывком отодвинулся от стола вместе с креслом.
– - Извините, -- пробормотал он.
– - Я очень вам благодарен, конечно...
– - Вы еще не видели самого интересного, -- мягко остановил его Комментатор.
– - Классику! Вы ведь знаете, что такое классика, не правда ли? Старая Германия, Черный Пенни в листах, Британские колонии...
– - Все это, конечно, страшно интересно, -- виновато пробормотал Андрей Т. и встал.
– - Но тут такое дело... Я очень спешу... И кстати, не могли бы вы мне сказать...
– - Вы не понимаете, -- проникновенно и внушительно произнес Комментатор.
– - Мне следовало еще раньше объяснить вам... Это не рядовой просмотр, молодой человек. Это ДАРИТЕЛЬНЫЙ ПРОСМОТР! Для пятидесятитысячного посетителя! Вам разрешается выбрать себе любую марку! Такое выпадает раз в жизни...
Андрей Т. впервые повернулся к нему лицом к лицу.
– - Дело в том...
– - начал он и остановился, разинув рот.
Ну конечно же, это опять был Конь Кобылыч! Он совершенно уже усох, он сделался настоящим карликом, черным карликом с ослепительно белой манишкой и ослепительно белыми манжетами, но это, несомненно, был тот самый Конь Кобылыч!
– - По... послушайте...
– - заикаясь, проговорил Андрей Т. и отступил на шаг.
– - Да!
– - нестерпимым голосом взвизгнул Комментатор Конь Кобылыч.
– - Да, это я! Но какое это имеет значение? А э т о вы видели?
Рука его, сверкнув манжетой, шестиметровой молнией метнулась во тьму, выхватила из нее и грохнула на стол в круг света плоский металлический ящик с четырьмя секретными замками разных систем.
– - Это вы должны увидеть, молодой человек...
– - сипел Конь Кобылыч, торопливо нажимая клавиши, набирая цифры на миниатюрном телефонном диске, чем-то щелкая, клацая и стрекоча.
– - Это мало кто видел, а вы сейчас увидите... И может быть, не только увидите... Как пятидесятитысячному посетителю... Ваше право... Конечно, придется выполнить целый ряд формальностей... Вот, прошу вас!