Том 7. Дядя Динамит и другие
Шрифт:
Мартышка хотел бы промолчать, но не вынес несправедливости.
— Ничего подобного! — вскричал он. — Ты сперва узнай, как все было!
— С удовольствием, — согласился граф. — Самое время. Из Салли ничего не вытянешь.
— Ты ее видел?
— Она приезжала с Отисом недели две назад, оставила бюст. Вон он стоит.
Мартышка холодно взглянул на бюст.
— Ничего не объяснила?
— Сказала, что вы расстались. Больше ничего.
— Да? — откликнулся Мартышка, тяжело дыша носом. — Хорошо, я объясню. Я отказался исполнить ее просьбу, и она меня
— Вероятно, это очень красиво. Голубой кролик…
— Поговорили, обсудили. В общем, вернула кольцо и письма. Заметь — с посыльным.
— Ах, какой влюбленный не ссорится! Надо было помириться на следующий день.
— Ну, а мы вот не помирились. Собственно, кролик — это последняя капля. Мы все время ссорились.
— По каким причинам?
— Во-первых, брат. Мне от него худо.
— Да, Отис — на любителя. Салли говорит, он теперь издатель. Наделает дел, как с антикварной лавкой. Ты ей сказал, что тебе от него худо?
— Сказал. Она обиделась, но не очень. А вот когда я просил бросить скульптуру…
— Зачем?
— Там все такие противные, с бородами. — Мартышка снова вздрогнул, но в суровом стиле. — Я был у нее в мастерской. Ну, просто кишат! Так и лезут, так и лезут, а борода — до бровей.
Лорд Икенхем глубокомысленно пососал сигару.
— Прости, — признал он. — Я ошибся. Ты — стальной человек. А сколько пороху! Просто шейх во гневе.
— А она? Вечно сердилась, точила меня…
— Девушки всегда так. Особенно американские. Мне ли не знать? Я на одной из них женат. В этом их очарование.
— Есть пределы.
— Как же она их перешла? Ты недосказал. О чем она просила?
— Провезти драгоценности через нью-йоркскую таможню.
— Нет, какой ум! Какая прыть! Постой, у нее нет драгоценностей.
— Не у нее, у одной подруги, Элис. Накупила здесь камней, а пошлину платить не хочет. Салли решила ей помочь.
— Очень милосердно.
— Очень глупо! Так я ей и сказал. Хорош бы я был на этой таможне!
Лорд Икенхем вздохнул.
— Так, так, понятно… А жаль. Богатый муж ей очень нужен. Она совсем на мели.
Мартышка дернулся. Любовь любовью, но жалость-то не умерла.
— Мне кажется, — продолжал граф, — она недоедает.
— Чушь какая-то!
— Нет, не чушь. Она похудела, а главное — она просто кинулась на баранину с горошком. Скульптура — невыгодное дело. Кто купит эти бюсты?
Мартышка немного успокоился.
— Ты не волнуйся, — сказал он, — у нее есть деньги, тетка из Канзаса оставила.
— Я знаю, но боюсь, что их нет. Вероятно, Отис вытянул. Она тут два года, а он за два года вытянет любую сумму.
— Салли очень умная.
— Ум совершенно ни при чем. Умнейшие женщины теряют разум, когда доходит до любимого брата. Вот, посуди сам: я ей написал, пригласил пообедать, и она с восторгом согласилась. Пишет, что ей очень нужно меня повидать. «Очень» — подчеркнуто. Мне это не нравится. Так писал ты, когда хотел занять денег. Что ж, завтра я ее увижу. Бедная Салли! Дай Бог, чтобы все обошлось. Замечательная девушка.
— Да.
— Ты
— Конечно! Я очень хотел ей помочь. Гермиона сказала, старый Восток собирается заказать свой бюст, и я посоветовал обратиться к Салли.
— Так, так… Может растрогаться. «Какая чистота, — воскликнет она, — какое сердце!». Еще не все потеряно, Мартышка, только веди себя правильно.
— Ты не забыл, что я женюсь на Гермионе?
— Да ну ее!
— Дядя Фред…
— Советую как друг. Ты — тонкий, трепетный человек, склонный к меланхолии. Помню, на этих бегах, когда полисмен взял тебя за шиворот… Одно слово, Гамлет. Тебе нужна веселая, добрая жена, которая поставит капкан на епископа, если он у вас заночует. Сомневаюсь, чтобы твоя Гермиона проткнула кому-нибудь грелку. Нет, она — не для нас. Пошли телеграмму понежней — прости, передумал и так далее. У меня есть бланки.
Лицо у Мартышки озарилось неземным светом.
— Дядя Фред, — сказал он, — дикие кони не оттащат меня от этой девушки.
— Они и не станут, — заверил граф.
— Я ее боготворю. Я готов для нее на все. Вот, к примеру, она думает, что я не пью. А почему? Потому что она сказала, что молодые люди только и делают, что пьют, как насосы. А я говорю: «Пьют? Не понимаю! Я — в рот не беру.». И пожалуйста.
— Значит, когда ты к ним приедешь…
— … дадут лимонада. Я на это шел. Тяжело, но выдержу. Сказано тебе, боготворю. Если уж она — не ангел в человеческом облике, я и не знаю, где эти ангелы. До сих пор я не умел любить.
— Что ж, мог научиться. Я заботливо созерцал пятьдесят семь твоих попыток, начиная с веснушчатой девицы в танцклассе, которая дала тебе в глаз ведерком, а кончая…
Лорд Икенхем искал слова. Мартышка ждал.
— … кончая этим гибридом Джордж Элиот, Боадицеи и покойной миссис Кэрри Нейшн. [59] Этой пламенной гувернанткой. Этой крутой девицей, с которой ни один разумный человек не войдет в темную аллею.
Мартышка встал.
— Присоединимся к дамам? — спросил он.
59
Кэрри Нэйшн (Амелия Мур, 1846–1911) — американская общественная деятельница.
— Их нет, — отвечал дядя.
— Сам не знаю, зачем я так сказал, — совсем расстроился племянник. — В общем, не говори ты глупостей, сыграем лучше в бильярд.
Глава третья
Наутро, с легким сердцем, с песней на устах Мартышка отбыл в Эшенден. Лорд Икенхем благосклонно помахал ему вслед, стоя на ступенях портала.
Ничто не окрыляет влюбленного сильнее, чем гордость, которую испытывает он, когда отвергнет искушение. Вспоминая, с каким упорством противостоял он соблазнам приятных и полезных развлечений, Мартышка возвышался духом.