Том 7. Отцы и дети. Дым. Повести и рассказы 1861-1867
Шрифт:
И. С. Аксаков, в письме к Н. С. Соханской от 6 (18) мая 1862 г., подчеркивал колебания в отношении Тургенева к двум поколениям. «Роман замечательный по своей социальной задаче, — отмечал И. С. Аксаков, — но художник n’est pas `a la port'ee du sujet <не на уровне сюжета. — Ред.>,— и вышло довольно уродливое произведение. Тургенев очень умный, очень добродушный человек, но — вот что замечательно умно и верно сказала о нем дочь известного поэта Тютчева < …>: „il lui manque l’'epine dorsale morale“ <он морально бесхребетен. — Ред.>. Действительно — в нем костей совсем нет, а всё хрящ» ( Рус Обозр,1897, № 5, с. 95).
В 1863 г., в «Зимних заметках о летних впечатлениях» (печатались в февральской и мартовской книжках журнала «Время») появился отзыв Ф. М. Достоевского, полемически противопоставленный отрицательным суждениям о романе в демократической печати. О первоначальном — не сохранившемся — отзыве Достоевского, а также о несохранившемся отрицательном отзыве на роман Фета см. в письмах Тургенева к Достоевскому от 18 (30) марта и к Фету от 6 (18) апреля 1862 г. В «Зимних заметках о летних впечатлениях» Достоевский писал о некоторых деятелях «Современника», отнесшихся отрицательно к герою тургеневского романа: «Зато как мы спокойны, величаво
216
Подробнее об этом см. в статье: БатютоА. И. Признаки великого сердца (к истории восприятия Достоевским романа Тургенева «Отцы и дети»). — Русская литература, 1977, № 2, с. 22–37. Там же (см. с. 33–34, 35) обращается внимание на пародийное сближение Достоевским, в статье «Щекотливый вопрос» (1862), англомана M. H. Каткова с тургеневским англоманом Павлом Петровичем Кирсановым.
Писемский писал Тургеневу 8 (20) марта 1862 г.: «Что такое Базаров — немножко мужиковатый, но в то же время скромный, сдержанный честолюбец, говорящий редко, но метко, а главное человек темперамента— вот ведь вы что хотели вывести, а у вас во всей первой половине повести вышел фразер < …> сократите его в первой половине повести, стушуйте до полусвета — и вышло бы прелесть!!!» Вместе с тем Писемский признавался, что Базаров ему все-таки «дорог» ( Лит Насл,т. 73, кн. 2, с. 174).
Сложным было отношение Салтыкова-Щедрина к «Отцам и детям». В 1863 и 1864 годах оно в значительной степени определялось условиями полемики «Современника» с «Русским словом». В январском обозрении «Современника» за 1864 год «Наша общественная жизнь» Щедрин изобразил несколько своих «разговоров» с «кающимися нигилистами». Последние не были поименованы, а предмет «разговора» с ними, в видах цензуры, изложен Эзоповым языком. Однако при этом ясно было, что Щедрин в своих «разговорах» намекал на различное решение «нигилистами» из «Русского слова» и «Современником» вопроса о дальнейших путях развития России. «Некоторые из них, — многозначительно писал Щедрин, имея в виду публицистов „Русского слова“, — уже начинают исподволь поговаривать о „скромном служении науке“, а к „жизненным трепетаниям“ относятся уже с некоторою игривостью, как к чему-то, не имеющему никакой солидности и приличному только мальчишескому возрасту» ( Совр,1864, № 1, с. 27). Под «жизненными трепетаниями» сатирик подразумевал революцию, идейную подготовку которой «нигилисты» из «Русского слова» стремились подменить «служением науке». В связи с этим Щедрин едко констатировал «понижение тона» у «нигилистов», саркастически определяя «всю суть человеческой мудрости», исповедуемой в «Русском слове», двумя словами: «со временем».
Резкая оценка общественно-политической ориентации «Русского слова» неоднократно подкреплялась ссылками Щедрина на истолкование романа Тургенева в этом журнале. С другой стороны, резкий тон Щедрина как по адресу «Русского слова», так и по адресу Тургенева, объяснялся в это время началом «расцвета» эпигонской антидемократической беллетристики, в которой тургеневские идеи о нигилизме получали намеренно уродливую, реакционную окраску. Щедрин защищал демократические идеи «Современника» в борьбе с литературной реакцией, которая рассматривала свои нападки на революционно-демократическую молодежь как продолжение дела, якобы начатого Тургеневым в романе «Отцы и дети», и тем самым дезориентировала читателя.
В мартовской книжке «Современника» за 1864 год Щедрин продолжил полемику с журналом «Русское слово», который своей нигилистической фразеологией невольно помогал сгущению «тумана», создаваемого охранителями вокруг идей молодого поколения. Туман этот, — отмечал Щедрин, — «еще более способствует размножению тех темных личностей, которые упомянуты мной < …> под именем юродствующих и вислоухих и которые сами совершенно серьезно готовы признать воришку Басардина [217] за тип современного прогрессиста, как признали таковым, в недавнее время, болтуна Базарова» ( Совр,1864, №3, с. 56–57). Далее Щедрин продолжал: «В позапрошлом году пущено было в ход слово „нигилизм“, слово, не имеющее смысла и всего менее характеризующее стремления молодого поколения < …> Между тем слово пошло в ход и получило право гражданственности < …> именно благодаря тем вислоухим, которые ухватились за него, словно утопающие за соломинку, стали драпироваться в него, как в некую златотканую мантию, и из бессмыслицы сделали себе знамя» (там же, с. 58).
217
Герой антинигилистического романа Писемского «Взбаламученное море».
Определение «болтун», которое распространялось, разумеется, и на Писарева, было вызвано резко-критическим отношением Щедрина к общественно-политической позиции журнала «Русское слово», не соответствовавшей революционному демократизму в духе Чернышевского и его последователей. Отсюда — суровое отношение в этот период к роману «Отцы и дети» и его автору, который, по мнению Щедрина, «нечаянно» (см.: Салтыков-Щедрин,т. 5, с. 169) нанес вред демократическому движению, так как дал реакции повод воспользоваться негативным определением «нигилист» для опорочивания всех оппозиционных сил [218] . Щедрин и впоследствии не прощал Тургеневу этой его невольной вины. Вместе с тем в дальнейшем, когда изменилась историческая обстановка, Щедрин подчеркивал большое положительное значение романа Тургенева [219] .
218
О
219
О других, завуалированных, отзывах Щедрина о романе Тургенева см. в статье: НикитинаН. С. Из полемики Салтыкова-Щедрина с автором «Отцов и детей» и его критиками. — В сб.: Тургенев и его современники. Л.: Наука, 1977, с. 72–77.
В конце 1875 или в начале 1876 г. Тургенев получил от сатирика письмо, посвященное его роману. Это письмо не сохранилось, но ответ на него Тургенева свидетельствует о том, что общая оценка романа Салтыковым-Щедриным, несмотря на веские критические замечания и упреки, была высокой. В связи с этим 3 (15) января 1876 г. Тургенев писал Щедрину: «Ну а теперь скажу два слова и об „Отцах и детях“, так как Вы об них говорили. Неужели Вы полагаете, что всё, в чем Вы меня упрекаете, не приходило мне в голову? Оттого мне и не хотелось бы исчезнуть с лица земли, не кончив моего большого романа < …> [220] Не удивляюсь, впрочем, что Базаров остался для многих загадкой; я сам не могу хорошенько себе представить, как я его написал. Тут был — не смейтесь, пожалуйста, — какой-то фатум, что-то сильнее самого автора, что-то независимое от него. Знаю одно: никакой предвзятой мысли, никакой тенденции во мне тогда не было < …>. Скажите по совести, разве кому-нибудь может быть обидно сравнение его с Базаровым? Не сами ли Вы замечаете, что эта самая симпатичная из всех моих фигур? „Тонкий некий запах“ присочинен читателями; но я готов сознаться (и уже печатно сознался в своих „Воспоминаниях“), что я не имел права давать нашей реакционной сволочи возможность ухватиться за кличку, за имя; писатель во мне должен был принести эту жертву гражданину — и потому я признаю справедливыми и отчуждение от меня молодежи и всяческие нарекания < …> Возникший вопрос был поважнее художественной правды— и я должен был это знать наперед».
220
Речь идет о романе «Новь», который, по мысли Тургенева, должен был ему вернуть былые симпатии демократической молодежи, осуждавшей его за романы «Отцы и дети» и «Дым».
Несколько позднее Щедрин также высока оценивал роман Тургенева, усматривая в нем — в богатстве его социального содержания — влияние традиций «Современника». 15 (27) февраля (1876 г.), в ожидании выхода в свет тургеневской «Нови», он писал П. В. Анненкову: «Тургенев — писатель субъективный, и то, что не выливается прямо, выходит у него плохо < …> Нет никого, кто бы вызывал его на споры и будил его мысль. В этом отношении разрыв с „Современником“ и убил его. Последнее, что он написал, „Отцы и дети“, было плодом общения с „Современником“. Там были озорники неприятные, но которые заставляли мыслить, негодовать, возвращаться и перерабатывать себя самого» ( Салтыков-Щедрин,т. 18, кн. II, с. 262). В некрологе Тургенева Салтыков-Щедрин указывал, что Тургенев вслед за Пушкиным умел пробуждать «те простые, всем доступные общечеловеческие „добрые чувства“, в основе которых лежит глубокая вера в торжество света, добра и нравственной красоты»; что все его сочинения «проникнуты тою страстною жаждой добра и света, неудовлетворение которой составляет самое жгучее больное место современного существования. Базаровы, Рудины, Инсаровы — всё это действительные носители „добрых чувств“, всё это подлинные мученики той темной свиты призраков, которые противопоставляют добрым стремлениям свое бесконтрольное и угрюмое non possumus» (там же, т. 9, с. 458). Из писательских суждений о романе особого упоминания заслуживает отзыв В. Ф. Одоевского, относящийся, по всей вероятности, к 1867 году. В характере и поведении Базарова Одоевский усмотрел отсутствие цельности, логически и психологически недостаточно оправданное (а потому и едва ли извинительное) противоречивое соединение разнородных черт и элементов. Формулируя в связи с этим свои претензии Тургеневу, Одоевский отмечал: «Для сопряжения разнородных элементов часто необходим посредствующий элемент; так, нужна известная степень жара для соединения серы и ртути, т. е. для образования киновари. То же и в мире искусства, могут быть соединены весьма разные черты в одном и том же лице и образовать цельный характер; напротив, в другом случае эти черты составляют агломерат, хотя и могущий образоваться в цельный организм — но лишь хитростию искусства. Все характеры, даже второстепенные, в „Отцах и детях“ представляют нам эту органическую цельность — дело высокого таланта. Отца и дядю, мать < …> Ситникова и даже Феничку < …> видим перед собою живьем; нельзя того же сказать о Базарове». Подробный анализ отношения Одоевского к роману «Отцы и дети» и его главному герою см. в статье: ТурьянМ. А. В. Ф. Одоевский в полемике с И. С. Тургеневым. — Русская литература, 1972, № 1, с. 98–101. Замечание Одоевского о том, что Базаров лицо недостаточно живое по сравнению с другими лицами романа, а главное — лицо, поведение которого, в иных случаях, осталось без должного авторского «объяснения», перекликалось с некоторыми замечаниями Герцена (см. выше, с. 443).
Незадолго до кончины писателя с ним встретился К. А. Тимирязев. Тургенев был растроган восторженным отношением молодого Тимирязева к Базарову и подарил ему экземпляр «Отцов и детей» со своим автографом. Впоследствии, в работе «Развитие естествознания в России в эпоху 60-х годов», Тимирязев отмечал, что «в неизвестном провинциальном докторе» Тургенев «угадал будущих Боткина, Сеченова и вообще всё могучее движение русской науки» ( ТимирязевК. А. Сочинения. М., 1939. Т. 8, с. 173). Сравнивая далее тургеневского Базарова с Петром I, К. А. Тимирязев писал по этому поводу: «Тот и другой были прежде всего воплощением „вечного работника“ всё равно „на троне“ или в мастерской науки. Оба властной рукой „втолкнули“ русского человека в круговорот — один современной ему общеевропейской жизни, другой в еще труднее доступную область общечеловеческой научной мысли. Оба, убежденные реалисты, ставили выше всего знание, науку и с каким-то умственным аскетизмом отталкивали от себя всё смягчающее, скрашивающее жизнь, во имя служения тому, что представлялось им настоятельной потребностью минуты. Оба с безжалостною грубостью и нетерпимостью шли напролом. Оба созидали — разрушая» (там же, с. 174).