Том 7. Последние дни
Шрифт:
Акт четвертый
Анна. Боже мой я так страдаю за вас!
Милославский. Тут страдать не поможет.
Анна. Жоржик, что ж вы так грубо отвечаете мне?
Милославский. Извиняюсь.
Анна. Скажите, может быть, я чем-нибудь могу облегчить ваши тяжелые переживания?
Милославский. Можете. Возьмите хороший кирпич да вашего Саввича по зубам! Вот гад действительно!
Анна.
Милославский. Это не образные выражения. Вы образных еще не слышали. А вторым кирпичом — нашего знаменитого академика.
Анна. Это вы про Рейна. За что?
Милославский. Первое — за то, что ключ отдал, раз. А второе, за то, что вместо того чтобы делом заниматься, в бабу врезался.
Анна. Вре…
Милославский. Ну, влюбился.
Анна. Жорж, мне жаль вас. Хотите я вас поцелую?
Милославский. Паллиатив.
Анна. Нельзя же пребывать в таком безутешном состоянии. Жоржик, вы мне нравитесь.
Милославский. Я всем женщинам нравлюсь.
Анна. Какая жестокость! Я себя презираю за то, что я призналась вам.
Милославский. Аннеточка, вы лучше пошли бы попробовали послушать, что они там назаседали.
Анна. Боже мой как можно подслушивать?
Милославский. Должно, когда такая пакость случилась.
Анна. Я не в состоянии.
Милославский. Ну, прощайте, Аннет. И в моей душе зародилось чувство к вам, но вы его вытоптали вашим равнодушием.
Анна. Жорж, подумайте, на что вы меня толкаете!
Милославский. Я уже подумал.
Анна. О, Боже, Боже! (Уходит.)
Через некоторое время входит Бунша.
Милославский. Подслушал?
Бунша. Не представляется возможности. Я на колонну влез, а меня заметили.
Милославский. Вот дурак, прости Господи? Ну ничего нельзя поручить! Чего ж тебя понесло на колонну! Хорошо ты выглядишь на колонне?! Ах ты, Господи! Ну, что ж они тебе сказали, когда увидели?
Бунша. Чрезвычайно удивились. Но я выпутался очень остроумно из положения. Притворился, что смотрю на процессию и что со мной обморок. Пришлось слезть.
Милославский. Больше ничего не говори. Не могу слышать тебя больше.
Бунша. Я и сам в отчаянии.
Пауза.
Граббе.
Милославский. Милости просим, входите. Что скажете, доктор, хорошенького? Не хотите ли закусить?
Граббе. Нет, покорнейше благодарю. Признаюсь вам, я так расстроен, что мне не до еды.
Милославский. Поделитесь с нами, мы, может быть, чем поможем.
Граббе. Я к вам с неприятнейшей миссией.
Бунша. На нас все несчастья сыпятся.
Милославский. Я слушаю вас, доктор, вы не робейте.
Граббе. Я командирован к вам директором института.
Милославский. Ах, Саввичем! Ну да. А что, доктор, у вас бывает сыпной тиф когда-нибудь?
Граббе. Что вы! Уж двести лет мы не знаем этой болезни.
Милославский. Жаль, жаль!
Граббе. Что вы говорите?
Милославский. Так, замечтался. Итак, чего подлец от нас хочет?
Граббе. Это вы про Саввича?
Милославский. Другого подлеца во вселенной нету.
Граббе. Вот так-так! Я поражен. (Вынул два конверта.) Видите ли, получены окончательные результаты исследований вашего и господина Бунши.
Милославский. Ага! Что-нибудь любопытное, наверное? Ну, конечно, все в порядке?
Граббе. К сожалению, нет. Откровенно скажу, язык не поворачивается. Мы приборы специально проверили, потому что такого исследования не было…
Милославский. Приборы, наверно, барахловые?
Граббе. Виноват! Об одном из вас сказано, что идиот, а о другом — что вор.
Милославский. Я — идиот? Повторите, что вы сказали?
Граббе. Я так и знал. Вы не волнуйтесь, вы не идиот. Идиот — он.
Милославский. Ну, скажем. А я?
Граббе. А вы — вор.
Милославский. Какой же мерзавец, какой невежда делал исследование?
Граббе. Простите, это я делал.
Милославский. Молчать!
Граббе. Со мной никто в жизни так не разговаривал!
Милославский. Молчать! Мне — солисту государственных театров — такие слова! Да мне три раза палец снимали и отпечатывали, в Москве, в Ростове-на-Дону и в Саратове, и единодушно все начальники уголовного розыска говорят, что человек с таким пальцем не может украсть, хоть бы и хотел! А уж они, наверно, больше докторов понимают в уголовном розыске! И вдруг является какой-то коновал…