Том 7. Последние дни
Шрифт:
Именно Никанора Ивановича повели по светлым, широким коридорам, в которых из-под потолка лампы изливали ослепительный, радостный и вечный свет.
Никанору Ивановичу смутно показалось, что его подвели к большим лакированным дверям, и тут же сверху веселый гулкий бас сказал:
— Здравствуйте, Никанор Иванович! Сдавайте валюту!
Никанор Иванович вздрогнул, поднял глаза и увидел над дверью черный громкоговоритель. Затем Никанор Иванович очутился в большом зале и сразу убедился, что
Удивило Никанора Ивановича то, что все это безумно пахло карболовой кислотой.
Кроме того, поразился Никанор Иванович тем обстоятельством, что зрители, а их было по первому взгляду человек полтораста, сидели не на стульях, а просто на полу — довольно тесно.
Тут смутно запомнил Никанор Иванович, что все зрители были мужеского пола, все с бородами и с усами, отчего казались несколько старше своих лет.
На Никанора Ивановича никто не обратил внимания, и тогда он последовал общему примеру, то есть уселся на пол, оказавшись между худым дантистом, как выяснилось впоследствии, и каким-то здоровяком с рыжей бородой, бывшим рыбным торговцем, тоже как узналось в свое время.
Глядя с любопытством на сцену, Никанор Иванович увидел, как на ней появился хорошо одетый, в сером костюме, гладко выбритый, гладко причесанный молодой человек с приятными чертами лица.
Зал затих при его появлении, глядя на молодого человека с ожиданием и весельем.
— Сидите? — спросил молодой человек мягким баритоном и улыбнулся залу.
Многие улыбнулись ему в ответ в зале, и послышались голоса:
— Сидим… сидим…
— И как вам не надоест? — удивился молодой человек, — все люди, как люди, ходят по улицам, прекрасная погода, а вы здесь торчите! Ну, ладно!
И продолжал:
— Итак, следующим номером нашей программы — Никанор Иванович Босой, председатель домового комитета. Попросим его!
И тут громовой аплодисмент потряс ярко освещенный зал.
Никанор Иванович странно удивился, а молодой человек поманил его пальцем, и Никанор Иванович, не помня себя, очутился на сцене. Тут ему в глаза ударил яркий цветной свет снизу, из рампы.
— Ну, Никанор Иванович, покажите нам пример, — задушевно заговорил молодой человек, — и сдавайте валюту.
Зал затих.
Тут Никанор Иванович вспомнил все те страстные, все убедительные слова, которые он приготовил, пока влекся в тюрьму, и выговорил так:
— Богом клянусь…
Но не успел кончить, потому что зал ответил ему негодующим криком. Никанор Иванович заморгал глазами и замолчал.
— Нету валюты? — спросил молодой человек, с любопытством глядя на Никанора Ивановича.
— Нету! — ответил Босой.
— Так, — отозвался молодой человек, — а откуда же появились
— Подбросил злодей переводчик! — со страстью ответил Босой и застыл от удивления: зал разразился диким негодующим воплем, а когда он утих, молодой человек сказал с недоумением:
— Вот какие басни Крылова приходится выслушивать! Подбросили триста долларов! Все вы, валютчики! Обращаюсь к вам, как к специалистам! Мыслимое ли дело, чтобы кто-нибудь подбросил триста долларов?
— Мы не валютчики, — раздались голоса в зале, — но дело это немыслимое.
— Спрошу вас, — продолжал молодой человек, — что могут подбросить?
— Ребенка! — ответил в зале кто-то.
— Браво, правильно! — сказал молодой человек, — ребенка могут подбросить, прокламацию, но таких идиотов, чтобы подбрасывали триста долларов, нету в природе!
И, обратившись к Никанору Ивановичу, молодой человек сказал печально:
— Огорчили вы меня, Никанор Иванович! А я на вас надеялся! Итак, номер наш не удался.
Свист раздался в зале.
— Мерзавец он! Валютчик! — закричал кто-то в зале, негодуя, — а из-за таких и мы терпим невинно!
— Не ругайте его! — сказал добродушно молодой человек, — он раскается. — И, обратив к Никанору Ивановичу глаза, полные слез, сказал:
— Не ожидал я от вас этого, Никанор Иванович!
И, вздохнув, добавил:
— Ну, идите, Никанор Иванович, на место.
После чего повернулся к залу и, позвонив в колокольчик, громко воскликнул:
— Антракт, негодяи!
После чего исчез со сцены совершенно бесшумно.
Потрясенный Никанор Иванович не помнил, как протекал антракт. После же антракта молодой человек появился вновь, позвонил в колокольчик и громко заявил:
— Попрошу на сцену Сергея Герардовича Дунчиль!
Дунчиль оказался благообразным, но сильно запущенным гражданином лет пятидесяти, а без бороды — сорока двух.
— Сергей Бухарыч, — обратился к нему молодой человек, — вот уж полтора месяца вы сидите здесь, а между тем государство нуждается в валюте. Вы человек интеллигентный, прекрасно это понимаете и ничем не хотите помочь.
— К сожалению, ничем помочь не могу, валюты у меня нет, — ответил Дунчиль.
— Так нет ли, по крайней мере, бриллиантов, — спросил тоскливо молодой человек.
— И бриллиантов нет, — сказал Дунчиль.
Молодой человек печально повесил голову и задумался. Потом хлопнул в ладоши.
Черный бархат раздвинулся, и на сцену вышла дама, прилично одетая, в каком-то жакете по последней моде без воротника.
Дама эта имела крайне встревоженный вид. Дунчиль остался спокойным и поглядел на даму высокомерно.
Зал с величайшим любопытством созерцал неожиданное и единственное существо женского пола на сцене.
— Кто эта дама? — спросил у Дунчиля молодой человек.