Том 7. Произведения 1856-1869 гг.
Шрифт:
Что?
іона Андреевна.
Шишка, матушка, да здоровенная такая. Какъ тутъ быть? Остановилась она у старушки, а старецъ, отецъ Анфилогій ей сказалъ: смотри, никогда на правомъ боку не спи, потому — онъ тутъ сидитъ...
Глафира еодоровна.
Да что ты, мать моя, такъ безтолково разсказываешь? Да кто сидитъ то?
іона Андреевна.
Онъ, матушка. Да какже, — отецъ Анфилогій говоритъ: при рожденіи кажнаго человка, въ писаніи сказано...
Глафира еодоровна.
Да ну, будетъ вамъ! У меня не то въ голов. Гд Сеня то нашъ? Бдный Simon! подумать не могу. Вонъ и онъ, уйдемте. (Уходятъ.)
ЯВЛЕНІЕ II.
Семенъ
Семенъ Иванычъ (входитъ мрачный).
Нтъ, я не могу этаго терпть больше. Маменька призвала меня и ршительно объявила, что она сама видла, какъ моя жена говорила тайно съ этимъ господиномъ. Она говоритъ... Но это ужасно, что она говоритъ и думаетъ... Положимъ, это вздоръ, но какъ довести себя до того, чтобы подать поводъ это думать! Но надо ршиться. Я не могу такъ это оставить. Пойду къ ней и[416] объяснюсь. Маша, Маша, какъ я любилъ тебя! А этаго господина... ну, ужъ этому господину нехорошо будетъ — да, нехорошо! (Беретъ дубину.)
ЯВЛЕНІЕ III.
Наталья Павловна (входитъ).
Что вы, Семенъ Иванычъ, грустны какъ будто?
Семенъ Иванычъ.
Я? Нтъ, ничего.
Наталья Павловна.
Что это какая страшная палка? Это зачмъ?
Семенъ Иванычъ.
Это такъ... (Молчитъ.)Наталья Павловна, что бы вы сдлали, ежели бы всей душой вы любили человка, и этотъ человкъ не пожаллъ бы оскорбить васъ, въ самое больное мсто поразить васъ?
Наталья Павловна.
Я не могу думать,[417] я не испытала.
Семенъ Иванычъ (беретъ палку).
Я знаю, что сдлать. (Угрожаетъ дубинкой.)Нтъ, ничего. Прощайте. (Наталья Павловна уходитъ.) [418]Ахъ, нтъ... Гд Маша? Пойду и ршу все, непременно ршу? (Идетъ.)
Марья Дмитріевна (изъ за двери).
Сеня, это ты? Выдь на минутку, я тебя прошу.
Семенъ Иванычъ (въ сторону).
Она и скрывать не хочетъ! Непонятно.[419]
(Наталья Павловна уходитъ.)
ЯВЛЕНІЕ IV.
Хрисанфъ Васильевичъ (беретъ свчи, отодвигаетъ столъ и стулья).
Васъ просятъ выйти на минуту.
Семенъ Иванычъ (беретъ палку).[420]
Постойте, подождите!
Хрисанфъ Васильевичъ.
Некогда, посл. (Уходитъ унося свчи.)
ЯВЛЕНIЕ V.
Люба (подбгаетъ къ двери).
Глафира еодоровна, голубушка, скоре! что у насъ длается, прелесть! идите скоре. (Убгаетъ.)
ЯВЛЕНІЕ VI.
Глафира одоровна, іона Андреевна, Семенъ Иванычъ, потомъ и вс.[421]
Глафира еодоровна.
Это еще что? Свтопредставленіе!
іона Андреевна.
Матушка, въ потемкахъ хоть молитву сотворите.
Семенъ Иванычъ.
Нтъ, это[422] нельзя перенести, или я или.... Они взбсились, ничего не понимаю!
ЯВЛЕНІЕ VII.
Вс входятъ въ костюмахъ, съ транспарантомъ.
Марья
Хоть поздравлять несовременно
Въ костюмахъ грацій и цвтами, —
Я консерваторъ совершенно
Я занята одними вами.
(іона Андреевна, Глафира еодоровна, Семенъ Иванычъ плачутъ.)[424]
Семенъ Иванычъ.
Ахъ я дуракъ! А я то думалъ....
Марья Дмитріевна.
Что ты думалъ?
Семенъ Иванычъ.
Нтъ, не скажу.
Марья Дмитріевна.
То-то.
Глафира еодоровна.
Charmant, какъ мило! дти, обнимите меня.
іона Андреевна.
Ай да нигилистъ, прострлилъ!
Хрисанфъ Васильевичъ.
Ну, великолпная госпожа, іона Андреевна, совершимте и мы съ вами примиреніе.
Конецъ.
КОММЕНТАРИИ
А. С. Петровский
«ПОЛИКУШКА».
ИСТОРИЯ ПИСАНИЯ И ПЕЧАТАНИЯ «ПОЛИКУШКИ».
Фабула «Поликушки» была рассказана Толстому в марте 1861 г. в Брюсселе одной из дочерей кн. Михаила Александровича Дондукова-Корсакова. Мы знаем это из неопубликованного письма к Толстому гр. Софьи Михайловны Гейден, рожд. кж. Дондуковой-Корсаковой, от 13 апреля 1888 г. Она пишет: «27 лет тому назад, в Брюсселе, видались мы с Вами чуть ли не каждый день... Надеюсь, что из Вашей памяти не совсем изгладилось воспоминание... о сестрах моих, из которых одна рассказывала Вам фабулу «Поликушки» — быль из наших мест».[425] «Наши места» — родовое имение кн. Дондуковых-Корсаковых, село Глубокое, Опочецкого у. Псковской губ.
Этим письмом окончательно опровергается выраженное в письме к Н. В. Давыдову от 24 сентября 1919 г. мнение С. А. Толстой, согласно которому описанное в «Поликушке» событие произошло с одним из дворовых людей гр. Елизаветы Александровны Толстой, троюродной тетки Льва Николаевича, в недалеком от Ясной поляны и хорошо знакомом ему имении ее Покровском, впоследствии перешедшем к сестре его гр. Марье Николаевне Толстой.
Начало работы над «Поликушкой» относится к кратковременному пребыванию Толстого в Брюсселе, где он остановился проездом из Лондона, чтобы заказать скульптору Хефсу (Heefs) бюст своего только-что скончавшегося любимого старшего брата гр. H. Н. Толстого, и прожил около полутора месяца (5 марта ст. ст. — выезд из Лондона, 6 апреля — уже в Веймаре). Прямых доказательств этого нет, так как дошедшие до нас черновики не содержат датировки, и главным основанием для определения времени написания «Поликушки» является утверждение гр. С. А. Толстой в сохранившемся среди ее дневников «Кратком биографическом очерке, написанном со слов графа Л. Н. Толстого 25-го октября 1878-го года». «В Иере — пишет она — умер брат Льва Николаевича и он... поехал в Италию — Рим, Неаполь и, наконец, в 1861-м году в Лондон и Брюссель. Тут написал он «Поликушку». Утверждение это несомненно восходит к самому Толстому, так как рукопись С. А. Толстой не только «написана с его слов», но и носит следы его собственноручной карандашной правки.
Косвенными подтверждениями могут служить также обрывок какой-то записи на обороте л. 47 черновика «Поликушки», где говорится о «бойце за свободу», Иоахиме Лелевеле, «умирающем на чердаке у цирюльника», и упоминание в начале повести о лорде Пальмерстоне, которого Толстой «недавно видел» в Лондоне. С Лелевелем, известным польским историком и политическим деятелем, членом временного польского правительства в 1830 г., Толстой познакомился в Брюсселе в марте 1861 г., имея к нему рекомендательное письмо от Герцена, а Пальмерстона он слышал в парламенте в феврале того же года, т. е. за несколько дней до отъезда в Брюссель.