Том 8. Очерки переходного времени

Успенский Глеб Иванович

В таком-то роде шло воспитание со стороны родителей.

Наряду с этим ученьем шло ученье и по книжкам; но все как-то урывками. Голова у Павлуши была свежа, а поэтому в короткое время, начиная с довольно глубокомысленных складов вроде фрю, хрю и пр., он достиг возможности рассказать св<ященную> историю вплоть до столпотворения вавилонского и во всех подробностях излагал, как жена Лота превратилась в соляной столб. Из арифметики знал, что счисление происходит от правой руки к левой, и с прописи выводил «Мудрость у разумного пред лицом, а глаза глупца ищут ее на конце света»,или что-то

в этом роде. Иногда, среди таких рьяных занятий, учитель Паши, большею частью семинарист, отбывал из города за посещением невесты, по случаю открывшегося дьяконского места, и Паша оставался без учителя, имея счастливую возможность забыть всю недавнюю науку. И действительно, с появлением нового учителя Паше большого труда стоило отыскать линейку, грамматику; чернильница делалась обиталищем мух, а перо гусиное похищала нянька, находя очень удобным обметать им клопов, населявших малейшие трещины в стене около ее логовища. Каждый новый учитель приносил с собою и новые порядки; все, что ни делал его предшественник, все было не так: линейку необходимо было сделать длиннее и толще, учебники должны быть другие. Прежде под именем горизонта было «пространство, на которое спирается свод небес»; новый же учитель говорил, что горизонт есть «как бы пространство, на которое как бы опирается хрустальный свод небес».

Много переменилось учителей у Паши, а толку все не было. Наконец родители порешили все учение сынка начать снова, с самого начала, и притом благословясь; для этой цели решено было подыскать хорошего богослова и отслужить молебен пророку Науму. Но случай такой долго не представлялся. Наконец перед рождеством, когда ходят с разрешительной молитвой, дождались-таки молебна.

После молебна батюшка пожелал с ним сам почитать азбуку, утверждая, что это будет много способствовать к преуспеянию его. Явилась азбука московского издания, где на обертке изображены были какие-то долговязые фигуры, весьма напоминавшие сидельцев в мучных лабазах, только одетых в женские платьица и калоши; по всей вероятности, художник здесь изобразил особенно прилежных детей, ибо все они ходили с книжками, держа их или перед самым лицом, или даже выше головы, — это уж самые прилежные.

Пропустив азы,батюшка остановился на прописных буквах и читал их по-нонешнему,причем выходило: пе, ре, се. Очевидно, что батюшка плохо знал, как по-нонешнему, да притом его развлекали приготовления к закуске; в соседней комнате раздавался стук тарелок, ножей.

Попросили закусить; за столом пошли разговоры.

— Ох, дети, дети! — говорила задумчиво мать.

— Дитя есть мягкий воск! — присовокуплял батюшка.

В передней, чавкая, закусывал дьячок, помещаясь на оконнике, около батюшкиной палки, шапки с ушами и длинной, как колбаса, муфты.

— Благодаря богу, Олухов купец лошадку прислал, — говорил священник от нечего делать по окончании закуски, — все не так по морозу-то… А то уж очень сиверко!

— С вечера началось, — тоже от нечего делать прибавила мать.

— Да!..

В передней кашлянул дьячок.

— Ну, нам пора!

И священник поднялся с своего места.

Уходя, он снова благословил всех и обещал прислать знакомого учителя, семинариста, утверждая, что человек он тихий и притом богослов не из последних.

4

Богослов явился только великим постом, потому

что от рождества до масленицы никто об деле помышлять не мог, точно так же, как не мог опохмелиться. Великим постом как-то так случается, что опохмеляются разом и сразу принимаются за дело. В один день после обеда по залу у Рудневых кто-то делал довольно медленные, но звучные шаги. Это и был присланный батюшкой богослов.

Ожидая выхода хозяина, он по временам сморкался, причем исходил весьма приятный и гармонический звук, и если случалось ему плюнуть, то выходил в переднюю, выбирал самый темный угол и, харкнув туда, растирал непременно ногою, желая таким образом изгладить самые ничтожные следы своего посещения. Наконец хозяин вышел. Начались переговоры, причем учитель между прочим сообщил, что он кончил курс в первом пятке и особенной похвалы заслужил своим сочинением на какую-то мудреную тему.

— Да, мудрена, — сказал хозяин, когда учитель произнес и саму тему.

Настало небольшое молчание; подвели Павлушу, который застал беседу между отцом и учителем на следующей фразе:

— Вот его… — говорил отец, указывая на Павлушу.

— В какое заведение?..

— Куда же?.. В гимназию хотелось бы.

— В гимназию? — спросил учитель и, очищая нос платком, смотрел на Павлушу таким взглядом, каким смотрит портной на кусок сукна, соображая: можно ли выкроить из него жилет?

— В гимназию? можно! — заключил он.

— Вы его поэкзаменуйте, — добавил отец.

Учитель запихнул платок в боковой карман, сложил на животе руки, спрятав их в рукава, и произнес:

— Ну, скажите молитву ангелу хранителю.

Павлуша закричал:

— «Ангелу мой святый, покровителю…»

— Не та! — холодно остановил учитель. — Тут есть молитва иная… Мы выучим ее… ну… — Учитель задумался и потом произнес: — Что такое экватор?.. не знаете ли?.

— Круг… — робко отвечал Павлуша.

— А эклиптика?

— Круг…

— Все круги?..

— Круги!..

Учитель ухмыльнулся и произнес снисходительно:

— Ну, это мы еще пройдем.

Во время экзамена отец бегал глазами с Павлуши на учителя и под конец заключил, когда дело шло о кругах:

— Как же это, брат, ты так? все круги… а? Видно, ты плохо учил?.. Уж вы, Петр Иваныч, хорошенько его поучите… Комнату вам дадим особую… Что хотите делайте с ним… Только не бить!

— Будьте покойны-с.

— Пожалуйста!.. Так, стало быть, когда же вы переезжаете?

— Да я и теперь могу остаться…

И учитель остался.

5

С появлением учителя житье пошло несколько разнообразнее. День проходил таким образом: просыпаясь, учитель торопился умыться, одеться и отправлялся кушать чай.

— С добрым утром! — говорил он. — Павел Иваныч, целуйте ручки у папеньки и у маменьки…

Паша почтительно исполнял это, и затем не спеша тянулся утренний разговор.

— Вот, Петр Иваныч, мы с женой все думаем, что бы это значило видеть, например, лошадь во сне? — говорил отец Паши.

— Лошадь-с?

— Да… Мы вот вместе один сон видели…

Учитель откусывает сахар, отряхает кусок в блюдечко, делает несколько глотков и говорит, держа стакан с чаем на колене:

— Да ведь как вам это сказать? Разное имеют значение… Один раз то, другой — другое… Весьма это трудно постигнуть.

— Трудно, — говорит жена. — Иной раз ничего не поймешь… а глядишь, к прибыли отзовется.