Том 8. Пьесы 1877-1881
Шрифт:
Мавра Тарасовна. У тебя есть дарование, а мне-то как, миленький?
Барабошев. И вы так точно, под меня подражайте!
Мавра Тарасовна. А денег-то сколько нужно, как это генералу полагается?
Барабошев. Деньги все те же; но лучше отдать их вельможе, чем суконному рылу.
Мавра Тарасовна. Да шутишь ты, миленький, или вправду?
Барабошев. Завтрашнего числа развязка всему будет: придет сваха с ответом; и тогда у нас рассуждение будет, какой генералу прием сделать.
Мавра
Барабошев. Об винах надо будет заняться основательно, сделать выборку из прейскурантов.
Мавра Тарасовна. Да, вот еще, не забыть бы: нужно нам ундера к воротам для всякого порядку; а теперь, при таком случае, оно и кстати.
Барабошев. Это дело самое настоящее, я об ундере давно воображал.
Мавра Тарасовна. Так я велю поискать, нет ли у кого из прислуги знакомого. (Уходит.)
Входит 3ыбкина.
Барабошев, Мухояров, 3ыбкина.
Зыбкина (кланяясь). Я к вам, Амос Панфилыч.
Барабошев. Оченно вижу-с. Чем могу служить? Приказывайте!
Зыбкина. Наше дело — кланяться, а не приказывать. Насчет сынка.
Барабошев. Что же будет вам угодно?
Зыбкина. Коли он к вашему делу не нужен, так вы его лучше отпустите!
Барабошев. В хорошем хозяйстве ничего не бросают; потому всякая дрянь пригодиться может.
Зыбкина. Да что ж ему у вас болтаться; он в другом месте при деле может быть.
Барабошев. И сейчас при должности находится, он у нас заместо Балакирева.
Зыбкина. Он должен свое дело делать, чему обучен; ему стыдно в такой должности быть.
Барабошев. А коли это звание для него низко, мы его можем уволить. Сам плакать об нем не буду и другим не прикажу.
Зыбкина. Так уж сделайте одолжение, отпустите его!
Барабошев. Я против закону удерживать его не могу, потому всякий человек свою волю имеет. Но из вашего разговору я заключаю так, что вы деньги принесли по вашему документу.
Зыбкина. Уж деньги-то я вас покорно прошу подождать.
Барабошев. Да-с, это, по-нашему, пустой разговор называется. Разговаривать нужно тогда, когда в руках есть что-нибудь; а у вас нет ничего, значит, все ваши слова только одно мечтание. Но мечтать вы можете сами с собой, и я вас прошу своими мечтами меня не беспокоить. У нас, коммерсантов, время даже дороже денег считается. Затем до приятного свидания (кланяется), и потрудитесь быть здоровы! (Мухоярову.)Никандра, какие у нас дела по конторе спешные?
Мухояров. Задержка в корреспонденции; побудительные письма нужно подписать; потому платежи в большом застое.
Барабошев.
Мухояров уходит.
Зыбкина. Я одного боюсь, Амос Панфилыч, как бы он на ваши шутки вам не согрубил, пожалуй, что обидное скажет.
Барабошев. Никак не может; потому обида только от равного считается. Мы над кем шутим, так даже и ругаться дозволяем; это для нас одно удовольствие.
Зыбкина. Нечего делать, надо будет денег искать.
Барабошев. Сделайте одолжение! И ежели где очень много найдете, так покажите и нам, и мы в оном месте искать будем. Честь имею кланяться.
Зыбкина уходит. Входят: Мухояров и Платон Зыбкин, в руках у него письма и чернильница с пером.
Барабошев, Мухояров, Зыбкин.
Барабошев. Корреспонденция?
Платон. Совершенно справедливо-с. (Кладет письма на столик и ставит чернильницу.)
Барабошев. А сколько писем? Чтоб не было мне утомления…
Платон. Подпишете без утомления; потому только пять.
Барабошев (шутя). Почему, братец, нечетка? Как ты неаккуратен.
Мухояров. Сколько чего, вы его не спрашивайте; он в счете сбивчивость имеет.
Платон. Нет, я счет твердо знаю и тебя поучу.
Мухояров. Извольте подписывать, после сосчитаем. (Подкладывает еще письмо и делает знак Барабошеву.)
Барабошев (подписывая). Я пять подписал, а вот еще. (Берет письмо, которое положил Мухояров.)
Мухояров. Я говорю, что счету не знает-с.
Платон. Моих пять, а шестого я не знаю-с.
Барабошев. Кто же из нас кого обманывает? Чья это рука?
Мухояров. Его-с. А ты, Платон, не отпирайся, нехорошо.
Платон (подходя). Позвольте! Я свою руку знаю. (Смотрит на письмо, потом с испугом хватается за карман.)Это письмо у меня украли… Оно сюда не принадлежит… Пожалуйте! Это я сам про себя… Это мое сочинение. (Хочет взять письмо.)
Барабошев. Осади назад, осади назад! Ты мне сам его подал, значит, я вправе делать с ним что хочу.
Платон. Позвольте, позвольте! Что я вам скажу… вы, может, не знаете… Да ведь это неблагородно, это довольно даже низко, Амос Панфилыч, чужие письма читать.
Барабошев. Что для меня благородно, что низко, я сам знаю: ни в учителя, ни в гувернеры я тебя не нанимал. Не пристань ты ко мне, я б твою литературу бросил, потому, окромя глупости, ты ничего не напишешь; а теперь ты меня заинтересовал, пойми!