Том 8. Похождения одного матроса

Станюкович Константин Михайлович

— Сумления нет, Дунаев… А я на всякий случай…

Вошедшая сиделка попросила Дунаева не разговаривать.

— Больному вредно! — серьезно прибавила она и, приблизившись к Чайкину, необыкновенно ловко и умело приподняла сильными руками подушку и голову Чайкина и стала его поить молоком.

Чайкин с видимым удовольствием глотал молоко.

— А на ваше имя получено много писем и телеграмм, Чайк: верно, высказывают свое сочувствие и удивление к вашему подвигу. Как поправитесь, я принесу их вам!.. — проговорила

сиделка, вполне уверенная, что сообщенное ею известие порадует и подбодрит больного.

Глава VI

1

В это самое утро начальник русской эскадры Тихого океана, контр-адмирал Бороздин, только что перечитал вчерашние вечерние и сегодняшние утренние газеты и грустно покачивал головой, сидя у письменного стола в своем большом и роскошном номере гостиницы, в то время как его флаг-офицер, молодой мичман, заваривал чай, привезенный с корвета адмиралом на берег вместе с самоваром.

— Читали газеты? — спросил адмирал мичмана.

— Нет еще, ваше превосходительство!

— Прочтите… Там описан подвиг нашего русского матроса Чайкина, — его здесь, конечно, в Чайка перекрестили, — бежавшего в прошлом году с «Проворного».

— Мне уж рассказывал очевидец… Удивительный подвиг, ваше превосходительство.

— Какой очевидец?

— Лейтенант Погожин. Он был с пожарной командой при тушении пожара и узнал в этом смельчаке, бросившемся спасать ребенка, Чайкина… Он рассказывал, какое изумление вызвал во всех этот маленький, тщедушный на вид матросик… Он и на «Проворном» был общий любимец, ваше превосходительство! Погожин говорил, что Чайкин был самый тихий, скромный и усердный матрос… Он только одного боялся…

— Чего?

— Линьков, ваше превосходительство… И когда его вместе со всеми фор-марсовыми за опоздание на три секунды перемены марселя старший офицер приказал наказать линьками, то он пришел в ужас… Погожин видел и слышал, как он шептал молитву… И он, Погожин, просил за него старшего офицера…

— И тот, конечно, отказал в ходатайстве; если всех, так всех!

— Точно так, ваше превосходительство!.. Чай готов…

Адмирал пересел на диван и, отхлебнув несколько глотков чая, проговорил серьезным тоном:

— Счастие ваше, Аркашин, что вы служите в такие времена, когда линьки уничтожены. — И, помолчав, прибавил: — Как напьетесь чаю, немедленно съездите в госпиталь и узнайте, в каком положении Чайкин… И если что нужно ему… вот передайте деньги… сто долларов… старшему врачу или кому там… И если вас допустят к нему, скажите, что русский адмирал гордится подвигом русского матроса… И я сам его навещу, когда ему будет получше… Скажите ему, Аркашин…

— Слушаю, ваше превосходительство! Я сию минуту поеду!

— Выпейте хоть стакан чаю! — проговорил адмирал, одобрительно улыбаясь этой поспешности.

Молодой

мичман торопливо выпил стакан чаю и вышел.

Через несколько минут постучали в двери.

— Войдите! — крикнул по-русски адмирал.

В комнату вошел капитан-лейтенант Изгоев, которого адмирал назначил командующим клипером «Проворный» и который был до того старшим офицером на «Илье Муромце», — довольно симпатичный на вид молодой еще человек, лет за тридцать, в черном элегантном сюртуке.

— Что скажете, Николай Николаевич? — ласково встретил его адмирал, протягивая руку и прося садиться.

— Приехал ходатайствовать у вашего превосходительства разрешить просьбу моего матроса. Сам я не решаюсь.

— В чем дело?

— Матрос Кирюшкин, по словам офицеров, отличный марсовой и отчаянный пьяница…

— Знаю о нем, — перебил адмирал, — бывший старший офицер лично передавал мне о том, как он хотел его исправить. Так о чем просит Кирюшкин?

— Разрешения навестить беглого матроса Чайкина, который лежит в госпитале. Изволили слышать об его подвиге на вчерашнем пожаре?

— Как же. И только что послал Аркашина справиться об его положении… Разумеется, разрешите…

— Этот Кирюшкин очень привязан к Чайкину…

— И об этом слышал… Разрешите… И пусть Кирюшкин ежедневно навещает товарища… Ему тяжело болеть на чужбине… Кругом все чужие… И если еще кто с «Проворного» захочет навестить товарища — разрешите… Бедному Чайкину, вероятно, это будет очень приятно…

— Очень, ваше превосходительство.

— Очень запугана команда «Проворного»?

— Очень, ваше превосходительство.

— Надеюсь, Николай Николаевич, что при вас и при новом старшем офицере они вздохнут и вы сделаете все возможное, чтобы они забыли о прошлом.

— Постараюсь, ваше превосходительство.

— Завтра я буду у вас… Сделаю смотр… Знаю, что найду все в образцовом виде: бывший старший офицер недаром же мучил людей, полагая, что без жестокости нельзя держать судно в должном порядке. А между тем на «Муромце» и без линьков люди работают прекрасно… Не так ли?

— Точно так, ваше превосходительство!

— Так разрешите Кирюшкину и другим… И это делает честь Кирюшкину, что он не забыл товарища в беде…

В эту минуту вошел флаг-офицер.

— Ну что? — нетерпеливо спросил адмирал.

Флаг-офицер доложил, что его не допустили к Чайкину, чтобы не утомлять и не волновать больного разговорами.

— А есть ли надежда? Говорили вы с доктором?

— Говорил, ваше превосходительство, и сиделку о Чайкине спрашивал. Доктор сказал, что еще надежда не потеряна, а сиделка просто в изумлении от мужества и терпения, с какими Чайкин переносит страдания… Денег, однако, не приняли, ваше превосходительство! — прибавил флаг-офицер и положил деньги на стол.