Том 8. Помпадуры и помпадурши. История одного города
Шрифт:
Подавали: селянку московскую из свежей осетрины — прекрасную; котлеты телячьи паровые — превосходные; жареного поросенка с кашей — отменнейшего.
Зная исправность моего желудка, я ел с таким расчетом, чтоб быть сытым на три дня вперед.
Наевшись, стали опять беседовать о том, как бы «больного человека» подкузьмить; ибо, хотя К*** и откупщик, но так как многие ученые его гостеприимством во всякое время пользуются, то и он между ними приобрел некоторый в политических делах глазомер.
Прикидывали и так и этак. Флотов нет — перед флотами.
Сидим. Повесили головы.
Однако ж, когда выпили несколько здравиц, то постепенно явились и люди.
— Как людей нет! кто говорит, что людей нет! да вот его пошлите! его! Гаврилу! да! — кипятился К***, указывая на служившего нам полового.
И затем, разгорячаясь по мере каждой выпитой здравицы, он в особенности начал рекомендовать мне некоего N — ского помпадура, Петра Толстолобова, как человека, которому даже и перед Гаврилой предпочтение отдать можно.
— Это такой человек! — кричал он, — такой человек! географии не знает, арифметики не знает, а кровь хоть кому угодно пустит! Самородок!
— Поди он, чай, и в Стамбул-то доехать не сумеет! — усомнился я.
— Не сумеет — это верно!
Задумались. Стали прикидывать, сколько у нас самородков в недрах земли скрывается: наук не знают, а кровь пустить могут!
–
— Одна беда — какими способами его в Стамбул водворить! Флотов нет! денег нет! — восклицал К***.
— Чудак ты, братец! сам же сейчас говорил, что флотов нет — перед флотами!
— Кто говорил, что флотов нет? я, что ли, говорил, что флотов нет? Никогда!! Я говорил…
Выпили еще здравицу и послали Палацкому телеграмму в Прагу. Заснули.
В 12 ночи проснулись.
— Я, — говорит К***, — удивительнейший сон видел!
И рассказал мне, что во сне ему представилось, будто бы Толстолобов уж водворен в Стамбуле и пускает «больному человеку» кровь.
— И так, братец, он ловко…
Но я, будучи уже трезв, ответил на это:
— Не всегда сны сбываются, друг мой! Вот ты вчера видел во сне, что в гостях у меня обедаешь, а между тем кто из нас у кого в гостях отобедал? По сему можешь судить и о прочем.
Сказавши это, я вышел из трактира, он же остался в трактире, дабы на досуге обдумать истину, скрывавшуюся в словах моих.
Имеяй уши слышати — да слышит!»
«Как мы везли Ямуцки прынц Иззедин-Музафер-Мирза в Рассею». Писал с натуры прынцов воспитатель Хабибулла Науматуллович, бывший служитель в атель Бельвю (в С.-Питимбурхи, на Невским, против киятра. С двух до семи часов обеды по 1 и по 2 р. и по карте. Ужины. Завтраки) [169] . Издание Общества покровительства животным.
169
Какой странный воспитатель для молодого иомудского принца! — может заметить читатель. Совершенно согласен с справедливостью
«В пятницу, на масленой, только что успели мы отслужить господам, прибежал в наш атель Ахметка и говорит: — Хабибулла! можешь учить прынца разум? — Я говорю: могу! — Айда̀, говорит, в Касимов, бери плакат и езжай в Ямудию!
Езжал Касимов, бирал плакат — айда̀ в Ямудию!
Езжал тамошний сталица. Чудно̀й город, весь из песку. Сичас к прынцу.
— Иззедин-Музафер-Мирза! — говорю, — хозяин атель Бельвю — на самым Невским, против киятра, обеды по 1 и по 2 р. и по карте; ужины, завтраки — прислал мине тибе разум учить — айда̀ в Питембурх!
— Какой такой Питембурх? — говорит.
Смешно мне стало.
— Балшой ты ишак вырос, а Питембурх не знаешь!
Согласилси.
— Айда̀, — говорит, — тольки учи меня разум, Хабибулла! пажалста учи!
Стали сбираться. Чимадан — нет; сакваяж — нет! Бида!
— Есть ли, — говорю, — по крайности, орден у тебя? Наши господа ордена любят.
— Есть, — говорит, — орден ишак. Сам делал.
— Бери больше, — говорю.
Ехали-ехали; плыли-плыли. Страсть!
Пескам ехали, полям ехали, лесам-горам ехали. Морям плыли, заливам-праливам плыли, рекам плыли, озерам не плыли…
Одначе приехали.
— Какой такой страна? — спрашивал прынц.
— Балшой ты ишак вырос, а такой дурацкой вещь спрашиваешь. Не страна, а Рассея, говорю.
— Учи мине разум, Хабибулла! пажалста учи!
Езжали один город — один помпадур стричал.
— Какой такой человек? — говорил прынц.
— Помпадур, — говорит.
— Бери орден ишак и термалама на халат!
Ишак брал, термалама брал, плечом целовал, ружьем стрелял… бида!
Другой город езжали, — другой помпадур стричал.
— Бери орден ишак и термалама на халат!
Ишак брал, термалама брал, плечом целовал, ружьем стрелил!
Сто верст езжали, тысячу верст езжали — везде помпадур стричали. Народ нет, помпадур есть.
— Хорошо здесь, — говорит прынц, — народ не видать, помпадур видать — чисто!
В Маршанск на машини езжали — машина как свиснет! Страсть! забоялси наш Иззедин-Музафер-Мирза, за живот взялси.
— Умрешь здесь, — говорил, — айда̀ домой, в Ямудию!
Досадно мне, ай-ай, как досадно стало.
— Балшой, — говорю, — ты ишак вырос, а до места потерпеть не можешь!
Слышать не хочет — шабаш!
— Айда̀ домой! — говорит, — риформа дома делать хочу!
Одну тольки станцию на машини езжали — айда̀ назад в Ямудию!
Ехали-ехали; плыли-плыли.
Один город езжали — один помпадур стричал; другой город езжали — другой помпадур стричал.
Ишак давал, термалама не давал. Жалко стало.
— Ай-ай, хорошо здесь! — говорил прынц, — народ нет, помпадур есть — чисто! Айда̀ домой риформа делать!