Том 9. Хлеб. Разбойники. Рассказы
Шрифт:
Молодой Колобов понравился всем в Суслоне: и учен, и прост, и ловок. Зато молодая не пришлась по вкусу, начиная с сестры Анны. Очень уж модная и на все фыркает.
— Неужто мы здесь будем жить? — капризно спрашивала она мужа.
— А то где же?
— Да здесь с тоски пропадешь.
— Некогда будет тосковать.
Серафима даже всплакнула с горя. С сестрой она успела поссориться на другой же день и обозвала ее неотесаной деревенщиной, а потом сама же обиделась и расплакалась.
— Вы на нее не обращайте внимания, Анна Харитоновна, —
Этого было достаточно, чтобы Серафима сейчас же притихла и даже попросила у Анны прощения.
Вот с отцом у Галактиона вышел с первого раза крупный разговор. Старик стоял за место для будущей мельницы на Шеинской курье, где его взяли тогда суслонские мужики, а Галактион хотел непременно ставить мельницу в так называемом Прорыве, выше Шеинской курьи версты на три, где Ключевая точно была сдавлена каменными утесами.
— Нельзя на курье строиться, — авторитетно говорил Галактион. — По весне вода широко будет разливаться, затопит пашни, и не оберешься хлопот с подтопами.
— А у Ермилыча поставлена мельница на Жулановском плесе? — спросил Михей Зотыч.
— Во-первых, родитель, у Ермилыча мельница-раструска и воды требует вдвое меньше, а потом Ермилыч вечно судится с чураковскими мужиками из-за подтопов. Нам это не рука. Здешний народ бедовый, не вдруг уломаешь. В Прорыве вода идет трубой, только косою плотиной ее поджать.
— На берегу места мало.
— Ничего, родитель: в тесноте, да не в обиде.
— Тебя разве переспоришь?
— А ежели я дело говорю?
Теперь роли переменились. Женившись, Галактион сделался совершенно другим человеком. Свою покорность отцу он теперь выкупал вызывающею самостоятельностью, и старик покорился, хотя и не вдруг. Это была серьезная борьба. Михей Зотыч сердился больше всего на то, что Галактион начал относиться к нему свысока, как к младенцу, — выслушает из вежливости, а потом все сделает по-своему.
— Ты у меня смотри! — пригрозился раз старик. — Я не посмотрю, что ты женатый… да!
Галактион только улыбнулся. Ушло время учить да свою волю родительскую показывать. Женился из-под палки, — чего же еще нужно?
X
Дело с постройкой мельницы закипело благодаря все той же энергии Галактиона. Старик чуть не испортил всего, когда пришлось заключать договор с суслонскими мужиками по аренде Прорыва. «Накатился упрямый стих», как говорил писарь. Мужики стояли на своем, Михей Зотыч на своем, а спор шел из-за каких-то несчастных двадцати пяти рублей.
— Эх, родитель, родитель! — корил Галактион. — Двадцать пять рублей дороги, а время нипочем… Мы еще с осени выложим фундамент, а за зиму выстроимся. Время-то дороже денег. Дай я переговорю с мужиками-то.
— А ты, щучий сын, умнее отца хочешь быть?
— Постой, родитель… Знаешь, как большую рыбу из воды вытаскивают: дадут ей поводок, она и ходит, а притомилась — ее на берег.
С мужиками Галактион говорил, как свой брат, и живо
У Прорыва в несколько дней вырос настоящий лагерь. Больше сотни рабочих принялись за дело опытною рукою. С плотничьей артелью вышел брат Емельян и сделался правою рукою Галактиона. Братья всегда жили дружно.
Галактион задался целью непременно выстроить жилой дом к заморозкам, чтобы переселиться с женой на место работы. Жизнь у писаря его тяготила, да и ездить было тяжело. На счастье ему попался в Баклановой пустовавший поповский дом, который он и купил на снос. Оставалось только перевезти его да заложить фундамент. Галактиону везде везло, — такой уж удачливый зародился. Даже поп Макар одобрял за «благопоспешность». Больше всего Галактион был доволен, что отец уехал на заводы заканчивать там свои дела и не мешался в дело. Старик был умный, да только очень уж упрям.
Постройка новой мельницы отозвалась в Суслоне заметным оживлением, особенно по праздникам, когда гуляли здесь обе вятские артели. Чувствовалось, что делалось какое-то большое дело, и все ждали чего-то особенного. Были и свои скептики, которые сомневались, выдержит ли старый Колобов, — очень уж большой капитал требовался сразу. В качестве опытного человека и родственника писарь Замараев с большими предосторожностями завел об этом речь с Галактионом.
— Нет, у отца больших денег нет, — откровенно объяснил тот.
— Так-с… да. А как же, например, с закупкой хлеба, Галактион Михеич? Ведь большие тысячи нужны будут.
— Добудем. Ту же мельницу в банк заложим.
— Это как же так: в банк?
Галактион объяснил, и писарь только развел руками. Да, хитрая штучка, и без денег и с деньгами. Видно, не старые времена, когда деньги в землю закапывали да по подпольям прятали. Вообще умственно. Писарь начинал смотреть теперь на Галактиона с особенным уважением, как на человека, который из ничего сделает, что захочет. Ловкий мужик, нечего оказать.
— А мы-то тут живем дураки дураками, — со вздохом говорил писарь. — У нас все по старинке… На гроши считаем.
— Ничего, выучитесь.
Утром Галактион вставал в четыре часа, уезжал на работу и возвращался домой только вечером, когда стемнеет. Эта энергия приводила всех в невольное смущение. В Суслоне не привыкли к такой работе.
— А что будет, если я буду чаи распивать да выеду на работу в восемь часов? — объяснял Галактион. — Я раньше всех должен быть на месте и уйти последним. Рабочие-то по хозяину бывают.