Том 9. Хлеб. Разбойники. Рассказы
Шрифт:
— Здравствуйте, господа, — просто поздоровался Луковников. — Как это ты сюда попал, Илья Фирсыч?
— Я-то? А даже очень просто… Пешком пришел сказать вот попу Макару и Ермилычу, что окручу их в бараний рог… да. Я не люблю исподтишка, а прямо действую.
— Не прежние времена, Илья Фирсыч, чтобы рога-то показывать, — ответил пап Макар, на всякий случай отступая к стенке. — Во-первых…
— Что-о? — зарычал Полуянов. — Да я… я… я вот сейчас выпью рюмку водки… а. Всех предупреждаю… Я среди
— Богатство тоже к рукам, Илья Фирсыч, — заметил Луковников, подсаживаясь к столу. — И голова к месту, и деньги к рукам… Да и считать в чужих карманах легче, чем в своем.
— Х-ха! — замялся Полуянов. — А вот я в свое время отлично знал, какие у кого и в каких карманах деньги были. Знал-с… и все меня трепетали. Страх, трепет и землетрясенье…
— Да будет тебе… — останавливал его Ермилыч.
— Что-о?
— В самом деле, довольно, — заговорил Луковников. — В самом деле, никому не страшно. Да как-то оно и нехорошо: вон в борода седая, а говоришь разные пустые слова. Прошлого не воротишь.
— Нет, постойте… Вот ты, поп Макар, предал меня, и ты, Ермилыч, и ты, Тарас Семеныч, тоже… да. И я свою чашу испил до самого дна и понял, что есть такое суета сует, а вы этого не понимаете. Взгляните на мое рубище и поймете: оно молча вопиет… У вас будет своя чаша… да. Может быть, похуже моей… Я-то уж смирился, перегорел душой, а вы еще преисполнены гордыни… И первого я попа Макара низведу в полное ничтожество. Слышишь, поп?
— Ох, слышу!.. Пил бы уж ты лучше свою водку, Илья Фирсыч, да прилег отдохнуть.
— Не понравилось? Х-ха!.. Не любите? Х-ха! Не согласны? Х-ха!..
Запас энергии Полуянова вдруг исчез, он уже машинально выпил залпом две рюмки и заснул тут же на диване.
VII
Из своей «поездки по уезду» Полуянов вернулся в Заполье самым эффектным образом. Он подкатил к малыгинскому дому в щегольском дорожном экипаже Ечкина, на самой лихой почтовой тройке. Ечкин отнесся к бывшему исправнику решительно лучше всех и держал себя так, точно вез прежнего Полуянова.
— Вот не ожидал… да… — откровенно удивлялся Полуянов. — Прежние-то дружки смотреть не хотят, два пальца подают, а то я прямо отвертываются… да. Только в несчастии узнаешь людей.
— И все по-своему правы, Илья Фирсыч, — объяснял Ечкин. — Ведь все люди, если разобрать, одинаковы, потому что все — мерзавцы.
— Именно!
— Поэтому истинный философ никогда не огорчается… Вот посмотрите на меня: чего я не перенес? Каких гадостей про меня не говорили? А я все терплю и переношу.
— Именно!.. И я тоже много испытал, Борис Яковлич… Царствовал, можно оказать, а сейчас яко Иов
Харитон Артемьич, ждавший возвращения Полуянова с детским нетерпением, так и ахнул, когда увидел, как он приехал в одном экипаже с Ечкиным. Что же это такое? Обещал засудить Ечкина, а сам с ним по уезду катается…
— Ты это что, Илья Фирсыч? Никак совсем сбесился? — накинулся старик на Полуянова. — Обещал судиться с Ечкиным, а сам…
— Погоди, старче, гусей по осени считают.
— Да ты мне не заговаривай зубов! Мне ведь на свои глаза свидетелей не надо… Ежели ты в других зятьев пойдешь, так ведь я и на тебя управу найду. Я, брат, теперь все равно, как медведь, которого из берлоги подняли.
— А ты не сказывай никому… Сказанное слово серебряное, а не сказанное — золотое. Так я говорю? А потом, как ты полагаешь, ежели, например, этот самый Ечкин мне место предлагает? Да-с.
— Место? О-хо-хо!.. На подсудимую скамью вместо себя али в острог? О нем давно острог-то плачет.
— Да ты слушай: настоящее место. Он будет в Заполье железную дорогу строить, а я смотрителем.
— Друг на дружку будете смотреть да любоваться? Ох, прокураты!
— Ну, ладно… Смеется последний, как говорят французы. Понимаешь, ведь это настоящий пост: смотритель Запольской железной дороги. Чуть-чуть поменьше министра… Ты вот поедешь по железной дороге, а я тебя за шиворот: стой! куда?
— Ох, уморил!.. Ох, смертынька!.. Вам надо с Ечкиным тиятр открывать да представление представлять. Ох, животики надорвали!
Полуянов даже обиделся. Ечкин действительно предложил ему место на будущей железной дороге, и он с удовольствием согласился послужить. Что же, он еще в силах и может быть полезным, особенно где требуется порядок. Его, брат, не проведут… Х-ха! Полуянова проверти, — нет, еще такой шельмы не родилось на белый свет. С другой стороны, Полуянов и не нуждался даже в этом месте, а принимал его просто по дружбе. У него и других мест достаточно. Сделайте милость, дела всякого сколько угодно. Во-первых, Замараев предлагает в своей кассе место бухгалтера потом Харченко предлагает в газете работать.
Харченко действительно имел виды на Полуянова, — он теперь на всех людей смотрел с точки зрения завзятого газетчика. Мир делился на две половины: людей, нужных для газеты, и — людей бесполезных.
— Голубчик, ведь вы для нас настоящий клад, — уверял он Полуянова. — Ведь никто не знает так края, как вы.
— Да, немножко знаю… С завязанными глазами пройду пять уездов.
— И по истории у вас много есть интересных фактов.
— Чего лучше: сам история с географией.