Том 9. Пьесы 1882-1885
Шрифт:
Елохов и Ксения.
Елохов. Ну, Ксения Васильевна, чего я тут наслушался, просто ужас! С непривычки-то, знаете ли, мороз по коже подирает.
Ксения. Я думаю. Я сама в маменьке большую перемену заметила.
Елохов. Что они тут говорили про Виталия Петровича! Они его хуже всякого разбойника считают. А если беспристрастно-то рассуждать, так он гораздо лучше их.
Ксения. Я верю вам, что он лучше их.
Елохов. Да чего уж! Она о вашей смерти очень равнодушно рассуждает и откровенно заявляет претензию получить наследство после вас.
Ксения. А вот и ошибается. Я все мужу оставлю; я уж и завещание сделала.
Елохов. Ио завещании был разговор. Мамаша ваша говорила, что вы даже и завещания без ее позволения не смеете написать.
Ксения (смеется). Хоть и грех, а уж в этом деле я маменьку не послушаюсь.
Елохов. А! Скажите, пожалуйста! А все нравственность проповедуют.
Ксения. Нет, они от настоящей-то нравственности куда-то в сторону ушли. Их кто-нибудь путает.
Елохов. Да Барбарисов; кому ж еще?
Ксения. Ну, я сестре не позавидую. Как они ни бранят Виталия Петровича, а я его не променяю на Барбарисова. Вся беда, что маменька словам верит. Кто говорит ей приятное, тот и хороший человек.
Елохов. Да если б Виталий Петрович захотел, так он бы ее очаровал совсем. Он между всеми своими сослуживцами считается самым красноречивым. Да он к таким средствам прибегать не станет.
Ксения. Да, разумеется, это гадко.
Елохов. Вы, пожалуйста, не верьте им. Маменька ваша говорит, что ее священная обязанность развести вас с мужем.
Ксения (с испугом). Ах! Неужели? Благодарю вас, что предупредили. Я теперь буду остерегаться… я теперь ни одному слову их не поверю.
Елохов. Даже если что и глазами увидите, и тому не верьте; и тут может быть обман.
Ксения. Да, да.
Елохов. Смотрите же, помните это! Вас разлучить хотят. Не забывайте! А то беду наживете.
Ксения. Нет, нет, я буду помнить, буду хорошо помнить. Благодарю вас. (Жмет руку Елохова.)Благодарю. (Задумывается.)
Входит Кочуев.
Елохов, Ксения и Кочуев.
Ксения (все еще в задумчивости). Ты мне букет прислал. (Целует мужа.)Благодарю, мой милый! Только не нужно этого.
Кочуев. Как тебе угодно: не нужно, так не нужно. (Целует
Елохов. Ну, Виталий Петрович, какие тебе тут панегирики читали! Вот бы ты послушал.
Кочуев. Да я знаю, знаю, мне и слушать не надо. Очень понятно; я им поперек горла стал.
Елохов. Нет, всего не знаешь и даже представить себе не можешь.
Ксения. Зачем вы? Не надо ему рассказывать, не надо. Я знаю, что все это вздор, и ничему не верю.
Кочуев. А вот погоди: я им отомщу отлично.
Ксения. Нет, мстить не хорошо. Оставь, пожалуйста, меня, оставь!
Кочуев. Я так отомщу, что ты сама похвалишь.
Елохов. Ну, оставайтесь с богом! Я вам мешать не буду. Совет да любовь! Не прощаюсь. Вечером забегу. (Кочуеву.)Не провожай меня! Не надо! (Идет к двери.)А книгу-то ты хотел принести Ксении Васильевне. Забыл?
Кочуев. Извини, Ксения! Я сегодня же отыщу и пришлю.
Елохов уходит.
Кочуев и Ксения.
Ксения. Чем же ты хочешь отомстить?
Кочуев. А тем, что мы устроим так свою семейную жизнь, что она будет образцовой, будет служить примером для всех; тогда маменька не осуждать нас, а завидовать нам станет.
Ксения (с удивлением). Что, что ты говоришь?
Кочуев. Садись! Я тебе разовью свои мысли. Теперь, по большей части, мужья с женами, даже самые согласные, не составляют одного целого, одной души. Они живут вместе, а думают врозь; у них вкусы, привычки, образ мыслей, даже образ жизни — все разное.
Ксения. Да, да.
Кочуев. У них и знакомства, и развлечения разные. У мужа свои приятели, большей частью холостежь, развратная, пресыщенная, вся пропитанная цинизмом; у него свои удовольствия: оперетка, маскарады. Так?
Ксения. Так, так. Я слушаю тебя, слушаю.
Кочуев. Жена в развлечениях мужа никакого участия принять не может: так все там неприлично и грязно. Жена или сидит дома и скучает, или имеет свой кружок из таких же несчастных жен, с которыми проводит все время в сплетнях, осуждении ближних или играет запоем в карты. Хорошо это?
Ксения. Нет, милый, не хорошо, не хорошо.
Кочуев. У нас с тобой будет иначе. Мы никогда не будем разлучаться. Где я, там и ты; куда я, туда и ты. У себя мы будем собирать только умных, солидных людей. Чтоб не было монотонно и скучно, чтоб разнообразить наши вечера, мы будем приглашать музыкантов, певцов, литераторов, ученых, художников, но только известных, знаменитых, — только таких, с которыми знакомство и приятно, и поучительно.