Том 9. Публицистика
Шрифт:
— А Женя Чеберяк?
— Женя таскал… И потом станет спорить: «мое».
— А очень способный был!.. Пушки умел отливать! Сделает в песке форму, растопит олово и выльет пушку… Ей-богу! Все умел сделать…
— Но был вспыльчивый. Чуть что — сейчас драться.
— Бывало, пристанет: давай, поборемся. Я говорю: уходи к чорту… — Нет, давай! Ну, я его раз так стиснул, что он только запищал.
Юноша расправляет плечи, как будто с удовольствием вспоминая о расправе с задорным товарищем и забывая, что этого товарища уже
— Ну, а дочери Чеберяковой? — спрашиваю я.
— Девочки ничего… Хорошо себя держали…
— Вы с ними тоже играли?
— А как же, очень часто…
Другой улыбается улыбкой взрослого над недавним детством и говорит:
— Даже ухаживали немного… Девочки были хорошие.
Здесь, на Загоровщине, разыгрался и эпизод с прутиками… Некоторые свидетели показывают, что Андрюша и Женя вырезали по прутику. Прутик Андрюши оказался лучше, и Женя заявил на него претензию. Андрюша не отдал. Женя погрозил.
— Я скажу твоей матери, что ты не учишься, а ходишь сюда.
И у Андрюши сорвались роковые слова:
— А я скажу, что у вас в квартире притон воров…
Сказал и, очевидно, забыл, и опять прибежал вместо школы на Лукьяновку… Но злопамятный Женя не забыл и передал матери, конечно, не думая о страшных последствиях этого для товарища. Может быть, во всем ужасном объеме не думала и Чеберякова… Но в это время в «работе» компании часто стали случаться неудачи: Чеберякову раз, другой, третий арестовали, делали обыски, нашли краденые вещи, таскали по участкам… А законы этой среды в таких случаях ужасны…
И вот Малицкая утверждает, что она слышала наверху возню и топот и сдавленный детский крик…
Гипотезы s этом роде невольно возникают на лукьяновской почве между заводом Зайцева и двухэтажным домом на Юрковской улице…
— Для исследования вы изволили взять шесть образчиков глины, — спрашивает на суде один из защитников у эксперта г. Туфанова. — И все шесть с завода Бейлиса?
— Да.
— И тожества ни в одном не оказалось… А со двора Чеберяковых глину брали?
— Нет, не брали…
— А! Не брали, — подчеркивает защита, Этого мотива невозможно устранить из этого поистине странного дела… Все оно пресыщено такими, вопросами и сомнениями…
Среди разговоров мы минуем большой глинистый курган, поросший травой… В нем виднеется пещера.
— Нет, это еще не та…
Та оказывается в нескольких шагах дальше, там, где начинается склон к Кирилловской улице и приднепровским лугам. Холмик разрыт… Видна обнаженная глина. Два дерева выросли на вершине холма, соединенные корнями. Под этими корнями зияет темный ход, довольно круто, коридором уходящий вглубь. В конце этот коридор пересечен узким и коротким ходом накрест, как делают обыкновенно кладоискатели… В одном из концов этого креста и нашли прислоненным в темном углу тело несчастного Андрюши Ющинского… Первая опознала его Чеберякова…
— В пещере
Назад мы возвращались более кратким путем, наискось с горки, на Нагорную улицу. Влево уходила Половецкая улица с ее высоким забором и глинистым откосом. Кое-где, утопая в этом мрачном и пустынном проезде, виднеются фонари, которые зажигали Шаховские. Страшно, должно быть, здесь в темные весенние ночи даже при свете этих фонариков. И воображение невольно рисует такую мрачную ночь, и ветер, свистящий на Загоровщине в голых деревьях, и темные фигуры людей, несущих таинственную ношу…
Кто же, кто сделал это ужасное дело?
На горку, точно на богомолье, идут одни за другими кучки людей. Поднимаются двумя рядами девочки школьницы, идут горожане, чиновники, торговцы, мещане… Вот мы встречаемся с одной кучкой, громко и возбужденно обсуждающей что-то. Они спрашивают у нас дорогу к пещере.
— Ну, вот, господа, — говорю я без дальних приступов, — вы киевляне. Скажите что вы думаете об этом деле?
— То-то, что вот… милостивый государь, — говорит один возбужденно. — Не знаем, думать. Еще недавно казалось нам одно… теперь выходит совершенно наоборот…
Компания, очевидно, до известной степени черносотенная, но и для добросовестной черносотенной массы истина становится все более очевидной. На одной стороне чувствуется живая, бытовая правда. Светит солнце, играют дети, режут прутики, ссорятся, жалуются друг на друга, по-детски грозят… Двухэтажное здание на Верхней Юрковской улице кидает тоже совершенно реальную тень на мирную картину. Его посещают люди вполне определенного склада и профессии, близость с которыми для детей всегда опасна. Здесь изобретаются планы воровства, ночных набегов и разгромов…
Обвинение предпочло этой реальной картине — фантастический бульварный роман, без всякой прочной связи с бытовой обстановкой и реальной жизнью.
— Как вы думаете, — спросил я у своего спутника, интеллигентного киевского жителя, — кому следовало бы судить несчастного Бейлиса?
— Я поручил бы судить его лукьяновцам, — ответил он.
Через полчаса вагон нес нас по улицам современного Киева, с красивыми домами, вывесками, газетами и электричеством. А в душе стояло ощущение XVI столетия.
1913
Господа присяжные заседатели *
Каждый раз, когда начинается заседание суда, повторяется неуклонно одна и та же выразительная сцена:
— Суд идет!
Публика подымается, входят судьи с цепями и занимают места за длинным столом.
Публика опять усаживается. Но тотчас же судебный пристав провозглашает вновь:
— Прошу встать!