Том 9. Рассказы и очерки
Шрифт:
Мартышка испуганно на баке рассказывал:
— И лба не перекрестит. И ничего не боится. И глаза страшные, такие пронзительные и горят. И все читает книжки. И ни разу к обеду офицеров, по положению капитанскому, не звал. И в кают-компанию его никогда не звали. Одним словом, вовсе будто с дьяволом знается! — таинственно прибавлял Мартышка.
— Однако валим, братцы, и к местам! — проговорил боцман, закрывая заседание.
— А я, Иваныч, сейчас попытаю Елисейку… — неожиданно сказал кривоглазый матрос.
—
— А добром, Иваныч.
— Прост ты, Бычков!.. С Елисейкой ни крестом ни пестом… Оглашенный!
— Не говори, Иваныч. Знал такую загвоздку. Был на «Орле» со мной такой же оглашенный. Ругали да били его до точки и вдруг… добром. Он и поворот на другой галц!
— Что ж, попытайся, Бычков… Только зря…
Все поднялись наверх.
Боцман стал обходить палубу и, приглядывая за «убиркой», покрикивал:
— Поторапливай, черти! Не копайсь, братцы, такие-сякие.
И, когда замечал очень подавленные лица молодых матросов, тихо прибавлял:
— До срока не входи в тоску… Духом не падай, матросики!.. Чище валяй… Не жалей суконок…
И в грубоватом голосе боцмана звучала подбодряющая, почти ласковая нотка.
Тем временем Бычков «пытал» Зябликова «добром».
— И команда не верит?.. А ты, Бычков, хоть и по-хорошему пытаешь — спасибо и за то, — а зря пытаешь! Не топил я Дианки… Знаешь ты, кто ее потопил?
— А кто?
— По моему понятию, сам капитан и потопил.
— Это как же понять, Зябликов?
— Обмозгуй и поймешь! Не мирволь он подлой суке… при нем бы и осталась. Не было бы и смуты… Капитан, значит, совсем виноватый, что решился своей собаки… И выходит, быдто сам потопил… Смотри за подлой, чтобы не кусала людей… И что еще объясню, Бычков?..
— Что?
— Загадливый у нас капитан… Страшный!.. А может, не такой он окажется страшный. И дойдет, что сам виноват. Тоже и понять надо всякого человека… Вы не понимаете и думаете: большая будет отместка, а я понимаю его и за Дианку не боюсь, хоть и помню, как меня приказал разделать! — хвастливо проговорил Зябликов.
Бычков сообщил боцману о неудаче своей попытки и о словах Зябликова и прибавил:
— А ведь Елисейка правду выдумал.
— То-то подлец с понятием… Не держи капитан такой собаки! — сердито сказал боцман. — А Елисейка врет… Это он потопил Дианку!.. — прибавил боцман.
— А бог его знает, Иваныч. Он ли? И хвастает, что не боится капитана за Дианку. Не такой, мол, страшный.
— А ты верь! И прост же ты, Бычков. Вовсе ты прост!
Пробило шесть склянок.
— Пойти к дырявой душе!
И боцман пошел на мостик.
— Разыскал? — спросил старший офицер.
— Никак нет, ваше благородие!
— Так укажи, кого подозреваешь!
— Ни на кого не имею, ваше благородие.
— Так ты Зябликова покрываешь? Вот ты какой боцман.
И он наскочил на боцмана и подносил к его темно-красному широкому носу свой маленький белый кулак.
Боцман не спускал своих вытаращенных глаз со старшего офицера.
Тогда он ударил боцмана по лицу и, словно бы вдруг облегченный, крикнул:
— Ступай!..
И, обратившись к вахтенному офицеру, сказал:
— Конечно, это тварь Зябликов! Я так и доложу капитану.
В ту же минуту из капитанской каюты выскочил Мартышка и подбежал к боцману.
— Встает! — сказал вестовой.
— Хватился Дианки?
— Нет… Сей секунд хватится. И что только будет!
И Мартышка во все лопатки полетел на камбуз — сказать коку, чтобы варил кофе.
О том, что капитан встал, стало известно на палубе.
Подавленные и испуганные люди притихли. На палубе воцарилась мертвая тишина.
Никто и не взглянул на стаи белоснежных альбатросов, реющих в прозрачном воздухе.
Дианка, из-за исчезновения которой сто тридцать человек переживали жуткий страх, действительно заслужила при жизни ненависть команды «Красавца».
Это была необыкновенно умная и лукавая молодая дворняжка, небольшая, гладкая, темно-каштанового цвета, с пушистым хвостом «крендельком» и торчащими ушами, в которой, казалось, были все подлые черты, возможные только в лживой собаке, попавшей случайно в привилегированное высокое положение.
В присутствии капитана Дианка казалась самой порядочной и доброй собакой, и, стараясь выказывать капитану горячую преданность, она заглядывала ему в глаза, лизала его руки и была особенно нежна и льстива, когда ей хотелось получить вкусную кость на тарелке. Нечего и говорить, что Дианка была послушна и предупредительна, угадывала желания капитана, не осмеливалась при нем выражать своего неудовольствия и старалась какой-нибудь забавной штукой обратить на себя внимание капитана и заставить его улыбнуться…
С офицерами Дианка была приветлива и даже льстива, когда приходила на мостик полежать на припеке, без капитана, и знала, что вахтенный офицер не особенно доброжелателен к ней. Но стоило показаться капитану, чтобы Дианка стала держать себя независимо и подчас вызывающе. И тогда смелей попадалась под ноги офицеру и даже ворчала, если ее отгоняли.
С матросами Дианка положительно была заносчива и требовательна на почтение от них, особенно когда была в близком соседстве с капитаном или с офицером. Но, если ей случалось оставаться без защиты, она принимала обиженный и предупредительный вид и улепетывала в капитанскую каюту или на мостик, лишь только замечала серьезные намерения какого-нибудь матроса незаметно ткнуть или ударить ее.