Том 9. Три страны света
Шрифт:
Он обнял Кирпичова, расцеловал и просил о продолжении приятного знакомства.
Кирпичов не спал всю ночь, мечтая сделаться книгопродавцем… Пришла ему на минуту мысль, что он ничего не знает в книжном деле, что он даже и книг сроду никаких не читал, да мало их и видывал на, своем веку; но самолюбие его было не из таких, чтоб не дать потачки увлекательной, хоть и нелепой мысли. Поутру он сходил к Крутолобову с визитом. Крутолобов усадил его, потчевал превосходной сигарой, подарил ему на память первого знакомства свое сочинение: «Воспоминание об Адаме и Еве» с собственноручной надписью, —
Кирпичов решился и скоро за умеренную цену приобрел превосходную библиотеку на нескольких языках.
Библиотека была действительно превосходная и досталась Кирпичову по счастливому случаю.
Жил в Петербурге богатый барин, проводивший дни свои в систематических усилиях разориться. Не задумываясь, он тотчас удовлетворял каждую свою прихоть, чего бы она ни стоила. Таким образом, пришла к нему, позже многих других страстей, страсть к книгам, и дубовые полки огромных шкафов, занимавших три большие комнаты, затрещали под лучшими произведениями всех европейских литератур, облеченными в роскошные переплеты. Даже русская литература не была забыта — впрочем, больше для полноты библиотеки… барин плохо знал по-русски.
Около года он аккуратно по нескольку часов в день посвящал своей библиотеке. Наконец у него явилась новая страсть — страсть к лошадям, и библиотека была забыта…
По старой привычке, однако, она наполнялась аккуратно всеми новыми лучшими книгами на русском, французском, английском, немецком и других языках.
У богатого барина был камердинер, немец, человек, по-видимому, любознательный. Каждый день, уложив своего барина и уходя к себе, он уносил с собой по одному тому какого-нибудь творения… Это продолжалось; несколько лет.
Наконец, когда усилия барина увенчались успехом и дела пришли в расстройство, камердинер покинул его.
Спустя еще несколько лет барин умер, оставив по себе несметные долги, — цель, к которой он стремился всю жизнь.
Стали продавать с аукциона его имущество на удовлетворение кредиторов. Очень много рассчитывали на выручку с библиотеки, справедливо пользовавшейся славою полнейшего хранилища литературных сокровищ и редкостей. И действительно, покупщиков явилось множество: каждому хотелось приобресть знаменитую библиотеку. Ждали богатой выручки.
Но велико было всеобщее удивление, когда при ближайшем осмотре библиотеки почти все лучшие и редкие творения оказались неполными: недоставало которого-нибудь тома…
Кредиторы повесили нос: покупщики разошлись с ропотом. Никто, естественно, не хотел дать за знаменитое книгохранилище ни гроша.
Тогда явился маленький человек с физиономией весьма незначительной и купил разрозненную библиотеку за бесценок.
Читатель угадал, что покупщик был прежний камердинер богатого барина.
Выждав год, он открыл книжный магазин, наполнив свое приобретение не только недостающими томами, которыми с
Эту-то библиотеку посоветовали приобресть Кирпичову. Дело скоро сладилось. Заплатив часть условленной суммы владельцу библиотеки, остальную и большую часть он обязался внести главному кредитору его, у которого она находилась в залоге.
Кредитор этот был Борис Антоныч Добротин.
Вот начало знакомства и связи Кирпичова с горбуном.
Получив в распоряжение свою знаменитую библиотеку, Кирпичов нанял великолепное помещение и, нимало не задумываясь, прибил на дому огромную вывеску с надписью: Книжный магазин и библиотека для чтения на всех языках, Кирпичова и Комп. Последнее слово было крупней всех остальных, затем, что оно стало теперь в глазах Кирпичова важнее всего необъятного количества слов, из которых была составлена знаменитая библиотека «на всех» языках.
Во все концы огромного нашего государства полетели громкие объявления о новом, великолепном светиле на горизонте нашей книжной промышленности… Газетные фельетоны и журнальные известия наполнились похвалами новому двигателю литературы.
День открытия магазина ознаменовался великолепным пиром, на котором некоторые литераторы плясали вприсядку и пели импровизированные куплеты в честь хозяина.
Потом подхватили Кирпичова на руки и стали качать. Чувствуя себя на верху блаженства, упоенный славою и торжеством, Кирпичов лишился возможности выражать словами свои ощущения и, подбрасываемый кверху, только с нежностию и грациею дрыгал ногами, выражая тем избыток признательности, переполнявшей его сердце.
В заключение Крутолобов, подвигнувший Кирпичова на его славное предприятие, вскочил на стол и произнес хозяину спич, который начинался так:
«Я почитаю себя счастливым, что родился в эпоху, когда на горизонте нашей книжной торговли появился почтеннейший, умнейший, аккуратнейший и деятельнейший Василий Матвеич Кирпичов».
Неизвестно почему один молодой литератор, присутствовавший тут, насмешливо улыбнулся, слушая такие похвалы новому книгопродавцу.
Но и его выходка, которая, конечно, могла набросить тень неудовольствия на торжествующее лицо хозяина, если б он ее заметил, была счастливо предупреждена и даже обратилась в позор насмешнику,
— Милостивый государь! — воскликнул другой литератор, устремив на дерзкого насмешника взор, полный благородного негодования: — в ту минуту, когда воздается почесть заслуге, вы смеетесь… вы…
Но ему не дали договорить, обступив его и пожимая ему руку, в знак сочувствия к его строгому, но справедливому выговору.
Дерзкий насмешник, вероятно почувствовавший угрызения совести, с позором удалился. Остальные гости пировали до утра…
Вот таким образом Кирпичов, торговавший прежде гужами и хомутами, знакомыми ему в совершенстве, попал в книжную торговлю, в которой не понимал ничего…