Том четвертый. Сочинения 1857-1865
Шрифт:
Настасья Ивановна. Будто ты уж никогда и не считаешь деньги!
Фурначев. Что ж тебе угодно, сударыня?
Настасья Ивановна. А я, душечка, на тебя поглядеть пришла. Сидишь все одна-одинешенька, никакого для души развлеченья нет.
Фурначев. Скоро вот комета будет.
Настасья Ивановна. Что ж такое это за комета?
Фурначев. Звезда небесная, сударыня. Является она в
444
годины скорбей и испытания. В двенадцатом году была видима… тоже при царе Иване Васильевиче в
Настасья Ивановна. Да уж хоть бы комета, что ли… скука какая!
Фурначев. Вот вы, сударыня, женщины все так: вам бы только поегозить около чего-нибудь, а там что из этого выйдет, хоть даже народное бедствие — вам до этого дела нет. Правду говаривали старики, что женщина — гостиница жидовская.
Настасья Ивановна. За что ж ты ругаешься-то, Семен Семеныч? Конечно, лучше на комету посмотреть, нежели одной в четырех стенах сидеть… Ты лучше скажи, был ты у старика?
Фурначев. Был, сударыня.
Настасья Ивановна. Ну что ж, умирает?
Фурначев. Нет, жив и здоров.
Настасья Ивановна (зевая). Господи! скука какая! целый вот век умирает, а все не умрет! Как это ему еще жить-то не надоело!
Фурначев. А я все-таки тебе скажу, что у тебя язык только по-пустому мелет. Конечно, если б Иван Прокофьич духовную в нашу пользу оставил… то и тогда бы не следовало желать смерти родителя.
Настасья Ивановна. Да уж очень, Семен Семеныч, скучно.
Фурначев. Зато Ивану Прокофьичу весело. Мудрое правило справедливо гласит: не желай своему ближнему, чего сам себе не желаешь.
Настасья Ивановна. Будто ты уж и не желаешь папенькиной смерти! Хоть бы при мне-то ты об добродетели не говорил! Господи, какая скука!
Фурначев. Добродетель, сударыня, украшает жизнь человеческую; человек, не имеющий добродетели, зверь, а не человек; перед добродетелью все гонения судьбы ничтожны… впрочем, это не женского ума дело, сударыня.
Настасья Ивановна. А все-таки ты папенькиной-то смерти желаешь… (Зевает.) И на что тебе деньги-то? только согрешенье с ними одно!
Фурначев. Деньги, сударыня, всякому человеку надобны.
Настасья Ивановна. Дети, что ли, у тебя есть? Так вот только бы нахапать побольше, а зачем, и сам, чай, не знаешь.
Фурначев углубляется в чтение газеты.
Даже противно смотреть на тебя, какую ты из-за денег личину перед папенькой разыгрываешь! Если бы еще своих не было! Кому-то ты их оставишь, как умрешь? Глупа вот только я была, что добрых людей не послушала…
Фурначев. Что ж вы этим сказать хотите, сударыня?
Настасья Ивановна. Уж я сама про то знаю.
Фурначев (возвышая голос). Да что ты знаешь-то?
Настасья Ивановна. А то знаю, душечка, что совсем ты мне не муж… такие ли мужья бывают!.. Слышал ты, у Палагеи Антоновны
Фурначев. Я про такой вздор и слышать, сударыня, не хочу… пускай Палагея Антоновна нищих разводит — это её дело!
Настасья Ивановна. Да, по крайности, ей весело, что у нее хоть муж есть… ах, только глупа я была, что добрых людей не послушала.
Входит лакей.
Лакей. Анна Петровна приехали.
Фурначев. Проси.
Лакей выходит.
Ты хоть при ней-то, сударыня, глупостей своих не говори.
Настасья Ивановна. Вот бы вас вместе женить; по крайней мере, была бы парочка.
СЦЕНА III
Те же и Живоедова.
Живоедова. А я, Настасья Ивановна, к вам. Давеча супруг-то сказал, что неможется вам…
Целуются.
Настасья Ивановна. Под ложечкой что-то… Ну что, как дома?
Живоедова. Да что дома? Не знаю уж как и сказать-то: иной раз видится, будто умереть ему надо, а иной раз будто жить хочет… Измучилась я с ним совсем.
Фурначев. Для вас, почтеннейшая Анна Петровна, уж одно то как должно быть неприятно, что в глазах ваших страдает особа, которою вы, можно сказать, с детства облагодетельствованы.
445
Живоедова. Конечно, Семен Семеныч, сами, чай, знаете, каково видеть, как живой человек умирает.
Фурначев. Не приведи бог, Анна Петровна. Я вот часто Настасье Ивановне тоже говорю: что-то наша почтеннейшая Анна Петровна поделывает — вот истинная-то страдалица!
Живоедова. Правда, Семен Семеныч, это истинная правда. Ведь даже лекарства ни из чьих рук принять не хочет: все Аннушка подай. Он же в болезнях-то такой благой…
Фурначев. Именно, не всякая женщина способна на такие жертвы… вот мы как вас понимаем, наша почтеннейшая!
Живоедова. Благодарю покорно, Семен Семеныч.
Настасья Ивановна. Уж что правда, то правда, Анна Петровна: я вот хоть и дочерью папеньке прихожусь, а кажется, ни за что бы на свете этакой муки не вытерпела.
Живоедова (скромно). Да вы, моя голубушка, совсем и воспитанье другое получили… Я что? Я, можно сказать, с малолетства все в слезах да в слезах: как еще только глаза-то глядят!
Фурначев. Ничего, бог милостив, не останетесь без возмездия… Вспомните, сударыня, что бог с небеси призирает труждающихся.
Живоедова. Так-то так… хорошо, кабы ваша правда была, Семен Семеныч. А то вот как придется на старости-то лет опять в чужие люди идти?
Фурначев. Не говорите этого, сударыня. Бог именно видит, кто чего заслуживает, и добродетельные люди всегда и на сем и на том свете мзду для себя получали. Это уж я по себе заключить могу.
Живоедова. Хорошо, кабы на сем-то, Семен Семеныч.