Том и полночный сад

Пирс Филиппа

В квартире Китсонов Время вело себя как полагается, ему не позволялись всякие сбивающие с толку выходки, не то что в саду — там дерево то повалит ураганом, то оно снова стоит, то девочка уже подросла, то она снова малышка. Нет, в квартире Время выступало размеренным шагом и только в положенном направлении — минута за минутой, час за часом, день за днем.

День, когда Тома собирались отправить домой, наступил, но он ухитрился остаться с тетей и дядей. Он сам этого добился — накануне отъезда собрал все свое мужество, откашлялся и заявил:

— Я завтра домой не поеду.

Дядя Алан читал газету, и газетные листы выскользнули

у него из рук, словно он не в силах был их удержать. Дядюшка внимательно взглянул на Тома:

— В чем дело?

— Мне бы не хотелось завтра возвращаться домой, — повторил Том, не осмеливаясь продолжать, но голоса не понижая.

Тетя Гвен от удовольствия захлопала в ладоши и радостно спросила:

— Погостишь еще у нас?

— Да.

— Еще пару деньков? Неделю?

— Или даже подольше.

— Сейчас же пойду дам телеграмму. — Тетя Гвен выбежала из комнаты.

Дядя Алан и Том остались вдвоем. Алан Китсон не сводил с мальчика изумленного взора:

— Зачем тебе здесь оставаться?

— Если вы не хотите, я уеду, — гордо ответил мальчик, но сердце его сжалось от страха.

— Нет… нет… — дядя Алан все еще пристально смотрел на Тома. — Я просто пытаюсь понять… Какой интерес мальчишке тут оставаться?

— Мне тут нравится, — пробормотал Том.

Отправив телеграмму родителям Тома, тетя Гвен вернулась. Она сияла, не умолкала ни на минуту, слова из нее так и сыпались:

— Теперь можно будет гулять, достопримечательности осматривать и на экскурсии ездить — теперь все можно, ты ведь уже не на карантине. Больше не придется скучать взаперти, Том.

— Спасибо, — без особого восторга отозвался Том. Он бы предпочел скучать взаперти, как раньше. Настоящая, интересная жизнь начиналась ночью, когда он отправлялся в сад, днем ему хотелось только одного — покоя. Ему нравилось вспоминать часы, проведенные в саду, мечтать о следующей ночи. Он думал только о саде, писал Питеру только о саде. Ему не хотелось спать, но день дома отчасти заменял сон, а он нуждался в отдыхе.

Тетя Гвен устроила несколько вылазок в магазины и музей в Каслфорде. Один раз они сходили в кино. Том терпеливо следовал за тетушкой. Больше всего ему понравилось в кино, там темно, можно закрыть глаза и помечать о саде.

К концу лишней недели, полученной Томом, погода заметно ухудшилась. Но тетя Гвен, запасшись плащами и зонтиками, настаивала на развлечениях и прогулках. После похода в кино им с Томом пришлось долго ждать автобуса, и Том все это время, сам того не замечая, простоял в луже. Только когда автобус подошел к остановке, тетушка наконец обратила внимание на лужу:

— Том, ты же битый час стоишь по щиколотку в воде — до чего глубокая лужа.

Мальчик и сам удивился, голова у него витала в облаках — белых, легких облачках голубого неба в саду с вечным летом, как тут заметить, что под ногами. Теперь, после тетиной подсказки, он вдруг почувствовал, насколько промокли и замерзли ноги.

— Надеюсь, ты не простудишься, — тревожно добавила тетушка.

В ответ Том громко чихнул.

Дома тетя поспешила напоить его горячим чаем, заставила принять горячую ванну и отправила в постель пораньше. Но простуда, раз вцепившись в жертву, редко отпускает ее раньше положенного срока. У Тома поднялась температура. Ему пришлось несколько дней лежать в постели, а потом еще долго сидеть дома. Выздоравливать он не торопился. Гвен Китсон с

удовольствием сообщила сестре, что Тому придется у них задержаться, а Том написал Питеру: «Вот удача так удача — почище кори».

Каждую ночь он ухитрялся прокрадываться в сад. Там его никогда не знобило, лихорадка сразу же отпускала, словно пронзительная зелень деревьев, кустов и травы холодила кровь и снимала жар. И в саду его ждала Хетти.

Днем он лежал, откинувшись на подушки, всем своим видом изображая невероятную слабость. Дядя Алан, тронутый страданиями больного ребенка, предложил научить его играть в шахматы. Том отказался, объяснив, что ему трудно сосредоточиться на игре. Ему не хотелось ни с кем разговаривать, тетушке он сразу дал понять, что слишком плохо себя чувствует и не вынесет чтения вслух стародавних девчачьих книжек.

В начале болезни у Тома и вправду немного кружилась голова, а глаза будто сами собой закрывались. Но это ему не мешало, так даже легче было мечтать о саде и в свое удовольствие представлять себе, чем сейчас занимается Хетти.

Тетушка входила в комнату на цыпочках, вопросительно поглядывала на мальчика и, чтобы понять, спит он или нет, тихонько окликала по имени. Голос добирался до Тома как бы издалека, он не мог сразу понять откуда. Он открывал глаза, узнавал свою спальню, но на фоне оконных решеток и шкафа ему все равно виделась Хетти — сидит себе между ним и тетушкой в изножье кровати.

Хетти была повсюду, все время, и оттого он, сперва лениво, а потом все более и более серьезно, стал подумывать — а не привидение ли она какого-то особого рода. Никто в доме не упоминал ни о каких призраках, никто ничего такого Тому не рассказывал. Тогда он сам стал придумывать — Хетти тут жила давным-давно, много-много лет назад, в этом самом доме, с так хорошо знакомым ему садом, здесь она жила, здесь и умерла…

Снизу донесся бой старинных принадлежавших миссис Бартоломью часов. Они-то знали все секреты, только делиться тайной не собирались. Прислушиваясь к бою часов, Том внезапно вздрогнул — конечно же, миссис Бартоломью! Она, только она может знать историю этого дома. Наверно, тут когда-то жил и мистер Бартоломью, вдруг его семья много лет владела домом? Поколение за поколением, и он-то все знал. Наверняка он рассказывал жене историю дома, наверняка она все помнит.

Том решил, что рано или поздно ему придется познакомиться с миссис Бартоломью, Известно, что старушка ни с кем не разговаривает, многие ее побаиваются, но Тома такими пустяками не смутишь. Он смело позвонит в звонок, она приоткроет дверь и сердито посмотрит в щелочку. Увидит его, и один взгляд на честное лицо мальчика растопит сердце старушки. (Том читал про что-то подобное в старых детских книжках, раньше ему как-то не верилось, что такое бывает в жизни, но теперь ужасно хотелось, чтобы все именно так и случилось.) Пусть миссис Бартоломью ненавидит детей, Тома она полюбит, как только увидит. Сразу же пригласит его войти, а потом, за чашкой чая, у стола, уставленного припасенными для него яствами, примется рассказывать одну историю за другой. Том будет иногда задавать вопросы. «Маленькая девочка по имени Хетти, — задумчиво повторит старушка. — Да-да, мой покойный муж рассказывал. Она жила тут когда-то — давным-давно, ужасно давно. Единственный ребенок, сиротка. Родители умерли, а тетушка взяла ее к себе, в этот самый дом. Эта тетушка была такая неприятная особа…»