Том II: Отряд
Шрифт:
— И ты следуешь за четырьмя всадниками, потому что тебе это нравится и потому что это окупается.
— Не старайся затеять ссору, Флора. Я драться с тобой не собираюсь. Здесь не просто война. Здесь просто плохая война. Это полное и окончательное разрушение…
— Мертвец есть мертвец, — рявкнула Флориан. — Не думаю, что твои гражданские жертвы волнует, в какой войне они погибнут — просто в войне или в «плохой» войне.
Пастон и Фавершэм пели: «Христос Император, Христос Виридианус». Их голоса сливались, один высокий, один низкий. Светло было только в той части комнаты, где стояли свечи. Стоявшие
От нетерпения она переминалась с ноги на ногу, рассматривала ставни на окнах, штабели ящиков с оружием.
— Ах да, Флориан, пока я не забыла: я видела сестру Симеон в башне Филипа Красивого. Она хочет, чтобы твоя Маргарет Шмидт вернулась назад. Меня потрясло, когда я увидела ее на стене: никогда не думала, что встречу ее с пушкарями. Я думала, она станет одной из помощниц хирурга.
— Она не «моя» Маргарет, — тихо объяснила Флора дель Гиз.
— О-о, — Аш растерялась.
Флора смотрела на нее со смешанным выражением угрюмости и горькой насмешки.
— Лично меня ничего не удивляет. Она… Вроде бы она записалась в книгах отряда как помощник пушкаря.
— С ней все будет в порядке, — проговорила Аш, несколько растерянно, ожидая, когда закончится благословение. — Она была при одном из лучших пушкарей Анжелотти, он ее обучит.
Флориан смотрела на Аш:
— Я так и не смогла объяснить тебе свою мысль, верно? Ее учат убивать других! Не для защиты, не ради ее Господа даже. Ради денег. И потому, что ей это понравится. А если в конце ее начнет воротить от всего этого, что ей светит? Назад она не вернется.
— Я не заставляла ее вербоваться к нам, — тихо произнесла Аш.
Она слишком молода и сама себя не знает!
Дигори Пастон и Ричард Фавершэм снова вошли в главную комнату, внеся с собой аромат ладана, и вместе запели торжественное благословение.
— Ладно, — властно сказала Аш, — я поступлю с ней так, как всегда с очень молодыми рекрутами. Сегодня ночью поставлю ее в пикет, на восточную стену, над рекой Оуч. С той стороны атаки не будет, но холод будет обалденный, — и перевела взгляд со священников на Флору. — Большинство молодых ребят после такого увольняются. Они имеют моральное право говорить, что были на войне, так что их гордость не страдает. Но если она останется, Флориан, я ее не заставлю уходить. Потому что она нам нужна. Пока мы не получили провиант и не ушли из города, нам понадобится любой, кого мы сможем заполучить.
Наступившее молчание сказало ей, что служба окончена.
На нее смотрели Фавершэм и Пастон.
Флора перевела взгляд на ожидающих священников.
— Девочка, у тебя благочестия меньше, чем у кролика. Верно?
Губы Аш скривились, возможно, это должно было означать улыбку, если бы ее лицо не застыло от страха:
— Ты бы удивилась…
— Хирург… должен остаться на всю службу. Изгнание бесов иногда оказывается опасным, — сказал Дигори Пастон.
— Хорошо, — Аш взялась руками за пояс; его на ней не оказалось; она увидела, что он еще лежит на кровати, вместе с кошельком и кинжалом; так что она была безоружна. — Дигори,
Флора подняла на нее мрачный взгляд:
— Ты хочешь рискнуть — отрезать себя от Диких Машин? Герцогу это не понравится!
— Я задам интересующие его вопросы. Если Годфри прав, и на данном этапе я испугала Фарис настолько, что она не обращается к военной машине, я не собираюсь задавать вопросы о ее тактике. А великая стратегия Карфагена нам известна.
— Она могла измениться. А если ты так поступишь, мы про это не узнаем.
— Ты вспомни, они меня просто развернули, Флориан. Они заставили меня пойти к ним, — голос у Аш стал тоненьким. — Ну ладно, мы далеко от Карфагена. Но такое больше не случится. Ни за что. От меня люди зависят.
— А Годфри?
Аш не успела ответить, — скрытый смысл этого был слишком ощутим для нее, — как Дигори Пастон схватил ее за руку своей костлявой лапой и повел к очагу, в котором прыгало ослепительное пламя. Холодная, насквозь продуваемая сквозняками, пыльная, заваленная багажом комната была полна движущихся теней. Под его настойчивым понуканием Аш упала на колени. Сверху, с рамы очага смотрели древние резные фигуры. Перед ее глазами мелькали тени и листва на дереве Зеленого Христа.
Дигори Пастон взял кусок черного хлеба и преломил его. Ричард Фавершэм опрыскал его водой и солью.
— Огонь и соль и свет свечей — да приимет Христос твою душу…
Аш закрыла глаза. Не стали видны обеспокоенные лица двух священников; исчезла Флора, ходящая взад-вперед в освещенном свечами углу; исчезли голоса Ансельма и Анжелотти. Коленям было больно стоять на жестком полу из-за синяков после сегодняшней схватки на стенах Дижона.
— Л это было не твое дело, вести атаку, дитя! Грешно искушать смерть таким образом.
К ее губам поднесли посоленный хлеб. Она его взяла в рот. Во рту он превратился в слизистый твердый ком.
— Какого черта, — она проглотила хлеб, — откуда ты знал, что я буду делать тут сегодня, Годфри?
— Ты молилась. Нашему Господу или военной машине, а, может, и обоим. Я тебя слышал. «Храни меня в живых, пока мир не придет сюда!» У меня не было информации, где ты сражалась и как; но я не дурак, и я тебя знаю.
— Ладно, я была на поле боя. Иногда это нужно. Это не было самоубийством, Годфри.
— Но вряд ли безопасно.
Она посмеялась этому, проглатывая хлеб, и чуть не поперхнулась. И слушала с закрытыми глазами, все ее чувства обострились. Той частью своего существа, которая у нее была предназначена для общения, она разделяла с ним и веселье, и доброту, и любовь. Слезы навернулись ей на глаза: она сморгнула, чтобы их отогнать. В пустоте своего разума она чувствовала возможность услышать не только голос Годфри Максимилиана, одинокого во мраке.
— Что бывает после смерти?
Она не об этом собиралась спросить. Ушами она слышала резкое «Благословенна будь!» Дигори Пастона, и «Аминь!» Ричарда Фавершэма.