Том седьмой: Очерки, повести, воспоминания
Шрифт:
Как такой человек попал на это чтение? Он и сам не мог надивиться этому. Это случилось нечаянно.
Заглянув однажды с бумагами в кабинет к председателю комиссии и увидев, что тот углубленно пишет, Кальянов на цыпочках вышел вон. Но дверь скрипнула, и председатель воротил его.
– Это вы, Иван Иванович: что же не вошли? – спросил он.
– Вы, кажется, очень заняты.
– То, что вы принесли и вообще приносите мне, всегда
109
важнее того, что я делаю без вас, и особенно в
Тот подал ему две бумаги и какие-то чертежи и прибавил длинное словесное объяснение.
– Вот тут план, смета и справки, – сказал он, указывая другую бумагу, – и чертежи и заключение. Угодно вам согласиться, так я велю заготовить доклад, потому что все члены согласны.
– Знаю, знаю! Хорошо, оставьте. Я посмотрю – и завтра возвращу вам с ответом. Больше ничего нет?
– Есть, но то можно оставить до следующего заседания, а это нам поскорее бы сбыть. Там ждут.
Кальянов встал.
– Куда же вы? Сейчас чай подадут, вот сигара! – удерживал Лев Иваныч Бебиков – так звали председателя.
– Благодарю, меня дома ждут, да и вы заняты!
– Знаете, чем я занят? – сказал Лев Иваныч, придвигая к себе тетрадь, которую писал до того.
Кальянов молчал.
– Роман пишу.
Тот все молчал, только немного поднял брови.
– Вы не верите? – спросил Бебиков улыбаясь.
Тот отвечал тоже улыбкой.
– Хорош должен быть роман, – сказал он, поглядывая на тетрадь. – Пожалуй, от него канцелярии на полгода работы хватит, а делопроизводителю, то есть вашему покорному слуге, опять по ночам не спать!
Лев Иванович засмеялся.
– Не бойтесь! вам угрожает одна опасность: выслушать его и сказать ваше мнение.
– Я так и знал, что будет работа! А позвольте узнать, о чем этот роман? Не опять ли о введении предварительных мер в виде опыта?.. Мнение мое вы уже знаете…
– Нет, нет! – со смехом возразил Бебиков, – роман, настоящий роман! Почему вы не верите?
– Не станете вы заниматься…
– Таким вздором, да? Говорите прямо!
Кальянов молчал из учтивости.
– Какое варварство, Иван Иванович! Вы не знаете,
110
что в наше время газеты и роман сделались очень серьезным делом! Газета – это не только живая хроника современной истории, но и архимедов рычаг, двигающий европейский мир политики, общественных вопросов; а роман перестал быть забавой: из него учатся жизни! Он сделался руководствующим кодексом к изучению взаимных отношений, страстей, симпатий и антипатий… словом, школой жизни!
Кальянов стал небрежно смотреть в сторону.
«Знаю, что мастер говорить! – думал он, – вон как – точно зубы заговаривает; и о чем же – о романе! Дудки! Этакий богач –
– Теперь все бросились на роман, – продолжал Бебиков, – одни пишут, другие читают. Государственные люди, политики, женщины, даже духовные лица написали много романов, и все учат или учатся уловлять тонкие законы индивидуальной, общественной, политической, социальной и всякой жизни – из романов!
«А все-таки это вздор! – подумал Кальянов, но не решился сказать вслух, думая: – А ну, как он в самом деле пишет этот… вздор! Неловко! Да нет, не может быть!»
Он покачал отрицательно головой.
– Все не верите? – сказал Бебиков, – а вот поверите, когда я приглашу вас послушать! Вы не откажетесь?
– Нет, я всегда слушаю все, что вам угодно мне читать… – сказал он покорно.
– И часто опровергаете, но всегда с успехом и пользой для дела…
– Разве это дело? – вдруг сорвалось с языка у Кальянова.
Оба засмеялись.
– Вы запомнили только одно слово «вздор», – сказал председатель, – а мое рассуждение о значении романа…
– Принял к сведению, – подсказал Кальянов.
– Примите же его и к исполнению! – добавил Лев Иванович, – и когда я приглашу вас послушать, скажите свое мнение. Да?
Кальянов поклонился, еще раз недоверчиво взглянул на начальника, покосился на тетрадь – и вышел, все раздумывая о том, насколько хватит всей комиссии и ему работы.
«Вот тебе и будет роман!» – заключил он.
111
Председатель не то чтобы интересовался знать мнение Ивана Ивановича о романе, но пригласил его потому, что пришлось кстати, и потому еще, что хотелось оказать любезность своему помощнику. Кальянов и забыл об этом разговоре.
Но каково было его удивление, когда, через месяц после того, именно в мае. Лев Иванович, однажды, после доклада, сказал, что Григорий Петрович Уранов заедет к нему, Кальянову, пригласить его на чтение романа.
– Какого романа? – вдруг спросил Кальянов и тут только вспомнил бывший разговор.
– Вы слово дали! – напомнил начальник.
– Ужели это… не мистификация? – спросил он нерешительно.
– Вот какая мистификация – полюбуйтесь!
Бебиков показал ему кучу мелко исписанных тетрадей.
– Смотрите же – я ожидаю вашей критики! – прибавил он.
Кальянов ушел в раздумье, все не веря и предполагая какой-нибудь сюрприз.
«Соберет, чего доброго, всю комиссию туда, на вечер к Уранову, да и прочтет какой-нибудь проект или «идею»… от него станется! Ох, уж эти мне идеи!»
Однако в назначенный вечер он надел фрак, белый галстук и поехал к Уранову.
«И женщины тут: что ж это в самом деле – ужели так-таки роман и есть?» – шептал он, робко усаживаясь в третьей шеренге слушателей.