Томас Мор
Шрифт:
Между тем прогрессивная роль «Утопии» в истории мировой культуры прослеживается и спустя столетия после ее создания. Так, большой интерес представляет влияние коммунистических идей «Утопии» на общественную мысль Франции в годы буржуазной революции XVIII в. Еще накануне революции, в 1780 г., а затем в 1789 г. вышло два новых издания «Утопии» на французском языке в переводе Т. Руссо — писателя и публициста, будущего архивариуса якобинского клуба (см. 34). Сейчас уже можно считать установленным, что издание нового перевода Руссо способствовало распространению идей утопического коммунизма во Франции накануне революции. «Утопия» Томаса Мора вливалась в общий поток социально-утопической мысли XVIII в.
Примечательно, что именно перевод Т. Руссо, отразивший революционные настроения его автора и, несомненно, являвшийся фактом революционной пропаганды, стал достоянием русской общественной мысли конца XVIII в. С него был сделан русский перевод «Утопии», который вышел почти одновременно с книгой А. Н. Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву» [5] . По-видимому, сочинение Радищева и первый русский перевод «Утопии» — явления общественной мысли, органически близкие друг к другу. И, по понятным причинам, восприятие их русской читающей публикой
5
Перевод сочинения Мора вышел в 1789 г. (см. 3), а «Путешествие…» Радищева — в 1790 г.
Цензурные условия того времени были благоприятны для аналогичных изданий, «дозволяемых» к печати «Управой Благочиния», т. е. полицейской частью, где цензорами были, как правило, невежественные чиновники, не вникавшие в идейные тонкости литературных произведений. Этим объясняется и появление в печати крамольного «Путешествия…» Радищева, опубликованного в том же году, что и новое титульное издание перевода «Утопии».
Однако, если полицейская «Управа Благочиния» могла и не разобраться в тонкостях разрешаемой к печати книги, умудренные читатели не только либеральной ориентации, вроде Н. М. Карамзина, но и консервативного, охранительного направления безошибочно судили об идейном содержании подобного рода сочинений, пропагандировавших равенство и социальную справедливость. Иные читатели проявляли беспокойство, били тревогу, стараясь привлечь внимание властей, дабы пресечь распространение «вредных» мыслей. И если одобрительная рецензия на «Утопию» в «Московском журнале» выражала одно идейное направление, то в сочинениях наподобие книги И. В. Лопухина [6] высказывалось совершенно противоположное отношение к «мечтаниям равенства». Восприятие «Утопии» Т. Мора русской общественной мыслью конца XVIII в. в той или иной степени было обусловлено влиянием идей, провозглашенных французской революцией. И отношение к этим идеям и оценка сочинения Томаса Мора в русской общественной мысли XVIII и последующих столетий должны рассматриваться диалектически, с точки зрения ленинского тезиса о двух нациях в каждой современной нации и двух национальных культурах в каждой национальной культуре (см. 2, 24, 120–121; 129).
6
Лопухин И. В. Излияние сердца, чтущаго благость единоначалия и ужасающагося, взирая на пагубные плоды мечтания равенства и буйной свободы, с присовокуплением нескольких изображений душевной слепоты тех, которые не там, где должно, ищут причин своих бедствий. Писано Россиянином, сочинившим рассуждение о злоупотреблении разумом некоторыми новыми писателями… Калуга, 1794.
Исследуя «Утопию», очень важно понять ее мировоззренческий контекст, отражавший общие идеалы гуманистов круга Эразма, к которым принадлежал Мор. Стоит напомнить, что идея общности, получившая столь оригинальное воплощение в «Утопии», настойчиво обсуждалась среди гуманистов эразмианского кружка. Свидетельства этому мы находим в сочинениях Эразма Роттердамского, Джона Колета и Гийома Бюде. Так, в «Адагиях», комментируя древнюю пословицу «Amicorum communia omnia» [7] , Эразм приходит к заключению, что Платон, Аристотель и Христос полностью согласны в том, что совершенное государство — это такое, где нет ни «моего», ни «твоего», но все общее (77, 2, 13–17). В том же духе высказывался и Колет, рассматривавший право частной собственности как выражение испорченности человеческой природы и противопоставлявший ему общность всех благ в качестве закона добра и милосердия (см. 95, 134). Характерно, что и сам Мор, уже после опубликования «Утопии», в 1519–1520 гг., вновь обращается к той же проблеме общности. В послании к монаху Батмансону Мор снова противопоставляет общность «гордыне», одним из проявлений которой он считает частную собственность, порождающую несогласие среди друзей, в семье, в церкви, в обществе. Именно частный интерес, подчеркивает Мор, противоречит единству и благу общества, и никакая иная страсть, кроме гордыни и частного интереса, не привносит более жестоких горестей в человеческую жизнь. Идея общности привлекала гуманистов круга Эразма как наиболее отвечающая духу Евангелия, которое они считали основой преобразования общества на началах справедливости. Очень важно при этом подчеркнуть, что критика частной собственности и противопоставление ей общности приобретали в гуманистическом движении за реформу новый, мирской смысл, в отличие от монастырского, аскетического идеала, проповедуемого в сочинениях отцов церкви. Так, Иероним связывал принцип «У друзей все общее» с пифагорейским учением и идеей аскетической общины, отделенной от мирской жизни. Не случайно на протяжении средних веков приведенная пословица идентифицировалась с монашеством. И именно гуманисты — Колет, Эразм, Мор придали ей новый смысл [8] .
7
У друзей все общее (лат.).
8
В частности, это отмстил современный швейцарский историк М. Флейшер в своем обстоятельном исследовании мировоззрения Т. Мора и его единомышленников (см. 80).
Следует признать, что среди советских историков все еще нет единства взглядов на идейное наследие Томаса Мора. Прежде всего это сказалось
Как утверждает в своих исследованиях академик В. П. Волгин, в «Утопии» Мора «впервые отчетливо сформулирован ряд положений, характерных для утопического социализма» (28, 124). Волгин подчеркивает, что как законченная система утопический социализм «мог возникнуть лишь на основе, созданной ростом капиталистических отношений. И заслуга первого изложения этой системы принадлежит бесспорно Мору» (28, 125). Центральный пункт всей «Утопии» Волгин видит в решении проблемы частной собственности. В отличие от социальных движений средневековья, пропагандировавших общность имущества как «закон божий», Мор «первый освободил „общность“ от религиозной оболочки, первый обосновал ее рационалистически» (28, 133). Отмечая выдающуюся роль «Утопии» в истории развития общественной мысли, академик Волгин пишет, что «политическая и социальная литература знает мало произведений, имевших такое же длительное влияние, как „Утопия“ Т. Мора» (26, 11). Большинство утопистов XVII–XVIII вв. — Кампанелла, Морелли и др. — пошло по пути, проложенному Мором (см. 27, 10).
Концепция истории западноевропейского утопического социализма, разработанная в трудах В. П. Волгина в 40—50-х годах, и поныне пользуется признанием среди советских историков общественной мысли. Идеи Волгина нашли подтверждение и развитие в исследованиях нового поколения историков — А. Р. Иоаннисяна, Б. Ф. Поршнева, Г. С. Кучеренко, Н. Е. Застенкера и др. Основываясь на концепции возникновения утопического социализма, сформулированной в трудах В. П. Волгина, ряд советских историков стали рассматривать Мора как «основателя утопического социализма» (Философская энциклопедия), его «основоположника» (Большая советская энциклопедия), а «Утопию» — как «отправное произведение утопического социализма нового времени» (33, 285, ср. 45. 58). Однако против такой трактовки Мора и его «Утопии» были высказаны решительные возражения. В частности, А. И. Володин отмечал, что «ни Маркс, ни Энгельс, ни Ленин никогда не говорили, что научный социализм стоит на плечах Томаса Мора. Жесткое определение его как родоначальника социалистической мысли дает повод нашим идейным противникам для разного рода нападок на теорию и практику научного социализма: черты грубой уравнительности, регламентированности и т. п., присущие моровской „Утопии“, связываются антикоммунистами с самой сущностью социализма вообще» (29, 474). По мнению А. И. Володина, литературные утопии XVI–XVIII вв. (Мора и Кампанеллы, Мелье и Морелли) в своей положительной части являются в основном реакционными. Свой вывод он обосновывает следующим рассуждением: «Хотя в них (в указанных утопиях. — И.О.) уже высказывалась идея социального равенства, идея бесклассового общества, именно из-за неразвитости общественных антагонизмов эти утопии были крайне неисторичны. Аскетизм, уравнительный характер коммунизма этих мыслителей был связан именно с тем, что относительная прогрессивность рождающегося общества им не была ясна и вся их критика этого общества была односторонне отрицательной» (30, 77–78).
Столь категорическая оценка как «реакционной» положительной части коммунистических утопий XVI–XVIII вв., и в том числе моровской «Утопии», представляется неприемлемой. При такой оценке игнорируется прогрессивная историческая роль коммунистических утопий в развитии общественной мысли эпохи Просвещения, которое привело к возникновению одного из идейных источников марксизма — утопического социализма XIX в. Ценные соображения относительно роли коммунистических идей Мора в XVIII в. приводит А. Р. Иоаннисян (см. 34). Исследователь убедительно показывает, как под непосредственным воздействием «Утопии» Мора во Франции XVIII в. шел бурный процесс развития коммунистических идей, которые в свою очередь оказывали существенное влияние на формирование утопического социализма XIX в. Великие социалисты-утописты унаследовали ряд прогрессивных черт, содержавшихся как раз в положительной части литературной утопии Томаса Мора.
Интересна трактовка «Утопии» Мора и ее роли в истории социалистических идей в статье А. Э. Штекли «Утопия Томаса Мора и социалистическая мысль» (см. 61). Автор статьи обоснованно призывает исследователей «Утопии» строго придерживаться принципа историзма в изучении коммунистического идеала Мора. По мнению Штекли, «Томас Мор был первым, кто в эпоху Возрождения облек коммунистические представления в форму гуманистического произведения. Его „Утопия“ знаменовала собою новый этап в развитии коммунистических идей: возмущение бедственным положением народных масс в эпоху первоначального накопления сделало Мора виднейшим (по крайней мере на два с половиной века!) глашатаем преобразования общества на коллективистских началах. В истории коммунистических учений Мор явился основателем гуманистического направления» (61, 75). А. Э. Штекли убедительно возражает против стремления буржуазных историков рассматривать коммунистические учения Мора и Кампанеллы как реакционные, обращенные преимущественно назад, в прошлое. «Как Мор, так и Кампанелла видели в своих проектах возможность преодолеть все беды настоящего и подняться на следующую ступень в развитии человечества. Они мечтали о строе, который будет основан на новых, коммунистических и гуманистических началах, и отвергали как феодальные порядки, так и распространявшиеся капиталистические отношения» (61, 76). Воздавая должное Мору и Кампанелле как «отдаленным предшественникам научного социализма», автор статьи одновременно возражает против попыток объединять этих мыслителей XVI–XVII вв. с социалистами-утопистами XIX в. — Сен-Симоном, Фурье, Оуэном.
Более глубокому пониманию мировоззрения Томаса Мора способствовали работы советских историков, вышедшие к 500-летнему юбилею великого гуманиста. Первостепенное значение среди этих работ принадлежит коллективному труду «Томас Мор 1478–1978. Коммунистические идеалы и история культуры» (см. 59). В книге, представляющей собой сборник научных статей и переводов, содержатся материалы двух научных конференций, посвященных юбилею Мора, которые состоялись в Ленинграде 21 марта 1978 г. и в Москве 29 мая 1978 г. Сочинения Томаса Мора, и прежде всего «Утопия», и по сей день привлекают внимание советских ученых. Как показывают новейшие исследования, оценка значения идей, высказанных автором «Золотой книжечки», сохраняет свою научную актуальность (см. 24. 41. 45. 59. 62).
Для решения спорных вопросов, касающихся идейного наследия Мора, необходимо комплексное изучение всех основных аспектов мировоззрения английского мыслителя в процессе его развития от блестящей поры расцвета ренессансного гуманизма первых двух десятилетий XVI в. до наступления кризисных явлений в связи с началом Реформации и контрреформации. Понимание же исторического контекста «Утопии» становится и яснее и глубже при сопоставлении ее с другими сочинениями гуманиста и его современников.