Томас Мюнцер
Шрифт:
Запрещает? Нет! Он говорит, что борьба со злыми — первейшая обязанность человека. Почему носятся с Христом, велевшим Петру вложить меч в ножны? Почему не вспоминают Христа, который сказал, что он принес не мир, а меч? Почему забывают Христа разгневанного и карающего, того, который бичом выгнал торгашей из храма? Так и народ должен гнать всех своих притеснителей.
Ему возражают. Все это, конечно, так, но почему тогда доктор Мартин говорит, что не надо подражать Христу?
О, этот доктор Люгнер! Как у него хорошо работает голова на всякие уловки! Народу постоянно твердят, что страдания надо переносить безропотно, и ставят
Не буква библии, упрямо повторяет Мюнцер, а живой голос господа указывает людям, как осуществить божье право — силой совершить переворот. Для этого необходимо объединяться в союзы, имеющие целью полное освобождение народа. Все нежелающие вступить в такое сообщество — враги. Их подвергают «светскому отлучению». Любое общение с ними запрещается. Никто с ними не будет ни есть, ни пить, ни мыться, ни работать в поле, ни доставлять им пищи, ни дров. Их не допустят ни на рынки, ни к общинным лесам и пастбищам.
И пусть не рассчитывает на снисхождение тот, кто противится воле народа и отказывается содействовать торжеству общей пользы!
Мюнцера неотступно преследовала мысль о горьком поражении, которое постигло его в Мюльхаузене. Сопоставив различные известия, он, наконец, понял, как ловко действовали враги.
Вечером, накануне пожара, жителей Больштедта предупредили, что ночью их деревня будет подожжена с четырех сторон. Подожжена? Чего ради? Этому не поверили. Под утро неизвестные злоумышленники и впрямь подожгли деревню. Сильный ветер раздувал пламя, и вскоре по всей округе было видно огромное зарево, полыхавшее над Больштедтом. Люди метались среди горящих изб. Мало что удалось спасти. Плач и стоны мешались с проклятиями. О, если бы знать, кто повинен в пожаре!
Вдруг разнесся слух, что деревня подожжена бунтарями из Мюльхаузена. Многие недоумевали. С какой целью? В это время прискакал Керстен Бапст. Магистрат зовет на выручку крестьян. Они должны помочь обезвредить бунтовщиков, а то и от других сел останутся одни пепелища.
Сомневающихся Керстен разбил наголову. В том-то и дело, что бунтари с умыслом подожгли Больштедт. Зная, что магистрат никогда не оставит в беде больштедтцев, они и надумали поджечь деревню. Когда надежнейшие люди, торопясь в Больштедт, выйдут за стены города, заговорщики воспользуются этим, захватят ратушу, овладеют пушками. А укрепления очень сильны, и отбить их обратно не просто.
Однако бог разрушил бесовы замыслы. Спасательные команды уже готовы были выступать, когда измена была раскрыта. Магистрат приказал немедленно запереть все ворота и никому не покидать города. Заговорщики просчитались. Но они еще сильны, и магистрат зовет своих верных крестьян отомстить поджигателям.
Бапст добился успеха. Двести человек из Больштедта и других сел, возмущенные и негодующие, бросились к городу и решили исход борьбы.
Да,
В Нюрнберге Мюнцер прежде всего разыскал Ганса Гута. Высокий, рыжебородый, с копной золотых волос, Гут чувствовал себя здесь старожилом, и где бы он ни появился в своем черном кафтане и серых штанах, его тут же окликали знакомые.
У всех на виду весельчак и балагур, он не вызывал подозрения властей и всегда ловко выполнял порученное ему дело.
Томас может им быть доволен: в разных частях Франконии и в самом Нюрнберге много людей, готовых к борьбе. А что касается «Разоблачения ложной веры», то он не должен волноваться: книга скоро выйдет в свет. Правда, устроить печатание было не просто, но он сумел увлечь идеями Мюнцера типографа Герготта, и теперь его подмастерья стараются вовсю. Там же набирать «Защитительную речь» было рискованно. В случае провала гибнут сразу обе работы. Второе произведение согласился печатать Иероним Хельцель, страсть как любивший всякую еретическую литературу.
От публичных выступлений Мюнцер в Нюрнберге воздерживался. Многие хотели его послушать, но он упрямо отказывался подниматься на кафедру. Среди тех, с кем он особенно сблизился, были не только подмастерья. Трое превосходных художников, любимых учеников Альбрехта Дюрера, называли себя его последователями. Молодой ученый, ректор школы св. Зебальда, Ганс Денк, пылкий мечтатель, водивший подозрительную дружбу со всеми нюрнбергскими вольнодумцами, не отставал от Мюнцера ни на шаг. Все шло хорошо.
Неприятности начались у Пфейфера. Он написал две работы о событиях в Мюльхаузене. Магистрат заинтересовался его произведениями. Их подвергли цензуре и признали вредными.
Разговор в ратуше был коротким. В славном городе Нюрнберге, к счастью, хороших проповедников достаточно. И в таких, как Пфейфер, нет никакой нужды. Всем известно, что он и Томас Мюнцер были причиной мюльхаузенского мятежа. Поэтому пусть-ка он проедает свои денежки где-нибудь в другом месте! Ему велели немедленно убираться.
Советники высказались весьма недвусмысленно. Однако о высылке самого Мюнцера приказа не последовало. Ищут они более подходящего повода, чтоб его сцапать? Оставаться было рискованно — все, что он делал, было сопряжено с риском! — но сейчас, когда печатались его книги, Мюнцер не хотел уезжать.
Расставаясь с Пфейфером, Томас говорил, чтобы он всегда помнил о больштедтском пожаре. Успех будет лишь в том случае, если крестьяне поддержат городскую бедноту. Генрих должен идти в Тюрингию и нести крестьянам слово правды. Только с их помощью он сможет вернуться в Мюльхаузен и победить.
Он надеялся, что со дня на день закончат печатать весь тираж «Разоблачения». Но опять пришла беда. Власти следили за типографиями. Странно, подмастерья Герготта и в отсутствие хозяина слишком усердно работают. Нагрянули с обыском и нашли «Разоблачение ложной веры». Так вот почему Мюнцер, этот известный совратитель, задерживается в городе! Отзыв цензора последовал быстро: подобные сочинения служат мятежу, а не христианской любви. Рукопись и четыреста экземпляров, готовых к отправке, были конфискованы и сожжены. Чудом сохранилась сотня, посланная в Аугсбург. Гута, осмелившегося тайком издавать бунтарскую книжку, и четверых подмастерьев засадили в башню.