Томас Мюнцер
Шрифт:
Весь день и часть ночи строился лагерь. Тяжелая это была ночь! Подкрепления, которых он так ждал, не приходили. О намерениях эрфуртцев до сих пор не было ничего известно. Нордхаузен тоже молчал.
А в это время герцог Георг, не жалея ни лошадей, ни пехотинцев, спешил на соединение с ландграфом.
В тревоге Томас встретил утро. Из-за чернеющего леса поднималось кровавое солнце. Наступил понедельник, 15 мая.
Успешно отбитый натиск конницы укрепил веру восставших в собственные силы. Но решимость сражаться была недолгой. Из стана врагов донеслись ликующие крики: туда с многочисленным войском прибыл Георг Саксонский.
Положение с каждым часом становилось
И тут опять раздались встревоженные голоса: разве могут мужики победить такую уйму ландскнехтов и рыцарей? Нельзя доводить до сражения! Разве они собрались здесь непременно ради того, чтобы проливать кровь? Они ведь ищут христианской справедливости!
В лагере не было единства. Давние соратники Мюнцера страстно убеждали товарищей не поддаваться малодушию. Но не на всех действовали их речи — на холмах стояли тяжелые пушки.
Неужели кровавые уроки, преподанные вашим братьям, пройдут бесследно? Неужели они не взывают к чувству мести? Мюнцер вспоминал казни на юге, фульдский ров, резню, учиненную Альбрехтом. И после всего этого еще верить князьям с их волчьими повадками?
Но голоса не желающих сражаться становились все громче. Почему князья должны бить из пушек по крестьянам, если они не сделали им ничего плохого? Зачем друг на друга нагонять страх? Нужно написать князьям, что они не собираются на них нападать, — пусть те тоже не обнажают мечей.
Томас видел, что значительная часть крестьян по-прежнему надеется на переговоры. Он знал, как велико его влияние на людей. Он может снова, призывая к борьбе, воодушевить даже колеблющихся. Но долго ли в них продержится боевой дух, если они затаят мысль о том, что все можно/ решить миром? Каждый должен понять, что бой неизбежен.
Надо было покончить с верой в князей, которой питались надежды на возможность добиться справедливости, не прибегая к оружию. Мюнцер предупреждал, что князья явились сюда с войсками не для увещеваний. Сколько ни распинаться перед ними в миролюбии, все напрасно. Тираны пришли сюда, чтобы задушить восстание. Они могут ответить крестьянам только одним: требованием немедленной и безусловной сдачи. Но не все думали так, как Мюнцер. Если они верят в успех, пусть пишут! Но пусть зорче глядят, чтоб не угодить в капкан!
Один скорняк вызвался отвезти письмо в неприятельский лагерь. Оно гласило: «Мы исповедуем Иисуса Христа. Мы здесь не для того, чтобы причинить кому-либо зло, а чтобы добиться божьей справедливости. Мы здесь и не для кровопролития. Если вы хотите так же поступать, то мы вам ничего не сделаем. Этого должен каждый держаться».
Забравшись на возы, крестьяне с нетерпением ждали, когда вернется посланец. Доставленный им ответ возмутил всех. Князья не говорили, что пришли к Франкенхаузену, чтобы никому не чинить зла. Нет, они не скрывали своей цели — они явились, чтобы сурово покарать богохульников и смутьянов. Однако считая, что многие крестьяне обмануты злоумышленниками, они, движимые христианской любовью, обещают им пощаду. Но только в том случае, если будут приняты их условия: крестьяне немедленно должны сложить оружие, выдать живьем лжепророка Томаса Мюнцера и всех его сподручных и целиком положиться на милость князей.
Вот чего они хотят! Князья ставят такие условия, точно они, выиграв сражение, уже забили мужичьи шеи в колодки и только выбирают, кого бросить на плаху, а кого снова гнать на барщину!
Даже те, кто еще совсем недавно желал переговоров, теперь грозили кулаками в сторону неприятелей. Пусть всевышний рассудит их на поле брани. Почему молчит брат Томас?
Гул возбужденных голосов затих.
Поднялся невероятный шум. Потрясая оружием, люди кричали, что скорее все до одного погибнут, чем выдадут его.
— Мертвые и живые мы останемся вместе!
Мюнцер повелительным жестом восстановил тишину.
— Князья даже не обещают, что отпустят крестьян с миром. Они требуют немедленной и безусловной сдачи.
Чего же еще? Даже после полной победы они бы не добились большего. Но в сражении им пришлось бы рисковать собственной шкурой, а тут крестьяне сами без единого взмаха меча покорно кладут головы на плаху.
Тираны пришли сюда, желая перебить всех бунтарей. Но они боятся честного сражения и мечтают, чтобы крестьяне выдали зачинщиков и сдались. Братья знают, что он, Мюнцер, начал этот поход не по собственному разумению, а по божьему приказу. Он не хвалится храбростью и никогда раньше не был воином, но раз бог повелел — надо стоять до конца.
Сегодня враги будут истреблены! Господь часто говорил, что поможет праведным искоренить нечестивых. Сегодня они просят всевышнего сдержать слово и не должны сомневаться, что счастье будет на их стороне. Тираны будут повержены! Господа дерут с народа шкуру и тратят все, что достается ему потом и кровью, на блудниц и бесполезную роскошь. Они ничего не хотят знать о своих обязанностях, а, наоборот, чем дальше, тем больше, пользуются властью ради собственной выгоды, давят народ новыми тяготами, губят людей и разоряют страну в ненужных межусобицах, грабят, жгут, убивают.
Такую власть и таких властителей надо, не колеблясь, уничтожить! Зря некоторые думают, что, избегая сражений, можно чему-нибудь помочь. Князья от своего не откажутся и будут продолжать тиранство до тех пор, пока их не свергнут и не обратят в прах. Он, Мюнцер, повторяет, что день этот пришел и победа не за горами.
Его слова тонули в буре воинственных криков: «Пробил час посчитаться с тиранами!» Мюнцер еще не кончил. Он помнит, что враги настаивают на быстром ответе. Ну что же, им не придется ждать. Князья назвали его лжепророком. Он давным-давно слышит эту кличку и предлагает противникам открытый спор. Не было еще человека, который взял бы на себя смелость публично опровергнуть его учение. Сейчас, направляя послов в неприятельский стан, они так и велят передать: крестьяне, мол, согласны выдать Мюнцера, только пусть им сперва докажут, что он лжепророк. Пусть они пришлют своих людей в лагерь и всенародно опровергнут учение Мюнцера!
Трое заложников дворян охотно согласились передать этот ответ. Из них вернулся только один. Князья со всей решительностью повторяли прежние условия. Ни о каких диспутах с лжепророком не может быть и речи. Крестьяне должны немедленно сложить оружие, выдать Мюнцера и просить пощады. Им дается на размышления три часа.
Томаса обступили со всех сторон. Он видел взволнованные, гневные лица. Сраженью быть! Недолго вам еще, тираны, измываться над людьми. Час расплаты настал!
Он говорил о великом перевороте, когда власть будет отобрана у правителей и все на земле станет общим. Мир должен быть очищен от скверны, которую повсюду расплодили нечестивцы, и сделает это народ! Он был полон непоколебимой веры в грядущее торжество справедливости. И, слушая его страстные слова о близкой победе, люди, охваченные воодушевлением, преисполнялись решимостью бороться до конца.