Томек у истоков Амазонки
Шрифт:
– А что же нам делать? – взволнованно спросил Томек, который сам, как и его отец и друзья, вынужден был уехать из родной страны из-за преследований со стороны царских чиновников. – Однако не все поляки, приехав в Бразилию, встретились там с трудностями. Польские политические эмигранты, появившиеся здесь после восстания 1830 года, революции 1848 года и восстания 1863 года были, как правило, людьми образованными, которых очень не хватало в Бразилии. Например, потомки Тромковских служили в бразильской армии на очень высоких постах, инженеры Римкевич и Бродовский строили железную дорогу, соединившую Сан-Паулу с портом Сантус и подъемную пристань в порту Манаус. Инженер Бабинский составил первую геологическую карту Бразилии. Другие поселенцы, например, Дурский, заботились о сохранении национального самосознания среди польского
102
Иероним Дурский, считающийся отцом польского образования в Паране, был первым польским поселенцем в Бразилии. Его букварь для польских школ в Бразилии на польском и португальском языках, пользовался большой популярностью.
А вот нашей так называемой экономической эмиграции пришлось худо. Это были, главным образом, безземельные крестьяне, которые уезжали в Бразилию целыми семьями. В огромном большинстве это люди лишенные какого-либо образования, не знающие языков, не имеющие никакого понятия о географии и условиях в Бразилии. Прослышав, что в Америке дают землю даром, они распродавали свое скромное имущество и отправлялись за море. Многим из них пришлось пережить множество разочарований и даже трагедий.
– Продолжай, Томек. Скорбная это история, но поучительная, – сказал Новицкий, когда Томек на минуту замолчал.
– Много шума наделала в свое время история нескольких крестьянских семейств из Верхней Силезии, которые поселились рядом с немецкими колонистами в городе Бруски в штате Санта-Катарина. Это горный район с неурожайными землями. Немецкие колонисты считали поляков из Силезии немцами и стали преследовать тех из них, кто хотел сохранить свой язык и обычаи. Беспомощные польские крестьяне обратились к землемеру Вось-Сапорскому [103] и ксендзу Антонию Зелинскому, настоятелю прихода в Гаспар, которые сами были в прошлом жителями Силезии и были единственными грамотными людьми среди польского населения города Бруски.
103
Эдмунд Вось-Сапорский эмигрировал из Верхней Силезии в 1867 году. Польское население Параны соорудило Сапорскому памятник в польском поселении Абранчес близ Куритибы.
Вось-Сапорский и ксендз Зелинский решили создать ряд польских поселений в Паране, где в районе Куритибы, в 1853 году была основана первая польская колония. Они начали долгие и упорные хлопоты, пытаясь получить от бразильских властей согласие на переселение поляков из штата Санта-Катарина в Парану, где климат лучше.
Немецкое управление в Бруски скоро узнало о намерении поляков; опасаясь, что их колония опустеет, немцы стали мешать и противодействовать. Дело дошло даже до применения оружия. Ожесточенные несправедливостью польские крестьяне, по совету Вось-Сапорского и под его руководством решили тайно бежать из Бруски. Они построили плоты и отплыли ночью по реке, а потом пешком через горы и девственный лес дошли до Итажаи, где их должен был ждать корабль из Параны. Обманутые немцы бросились в погоню, и в Итажаи пытались помешать отъезду польских поселенцев. Но власти штата Параны прекратили самоуправство немцев и взяли поляков под свою защиту.
Таким образом, тридцать две польские семьи из Верхней Силезии очутились в Паране и основали близ Куритибы поселение, названное Вось-Сапорским – Пиларсиньо.
– Что за странное название? Я на его месте придумал бы польское, – возмутился капитан Новицкий.
– Пиларсиньо означает «паломничество, блуждание» [104] . Давая это название, Вось-Сапорский хотел увековечить трудный поход поляков из Санта-Катарина в Куритибу, – пояснил Томек.
– Ну, если так, то он поступил правильно. Ты, пожалуй, еще не кончил. Продолжай, браток.
104
В настоящее время бывшее польское поселение Пиларсиньо стало одним из районов города Куритибы.
– В
105
Начиная с 1869 года до первой мировой войны, в Бразилию выехали 105 тысяч поляков. Эта волна массовой эмиграции нашла отражение в литературе и на страницах журналов. Именно тогда Мария Конопницкая написала повесть «Пан Бальцер в Бразилии». Многие журналисты и писатели сами ездили в Бразилию, чтобы ознакомиться с тамошними условиями. Этими проблемами занимались: А. Дыгасинский, Ю. Семирадский, А. Гемпель. Позже в Бразилию ездили М. Лепецкий и А. Фидлер. Во время второй мировой войны в Бразилии находились многие поляки, в том числе писатели и художники.
– Перестань, это ужасно! Несчастные люди стремились к лучшей жизни, а нашли страдания и смерть. Они вероятно потом жалели, что уехали на чужбину. В родном доме кусок сухой корки приятнее, чем изысканные яства у чужих. Как только Польша получит самостоятельность я немедля возвращусь в Варшаву.
– Мы все тогда вернемся, Тадек. Папа тоже тоскует по родной земле. Мы построим в Варшаве и в других городах зоологические сады, и будем привозить туда разных животных.
– Великолепная идея! – подхватил Новицкий, но вскоре снова вернулся к интересовавшей его теме: – А ты не слышал, как наши эмигранты относились к здешним индейцам?
– Мечтая получить земельный надел, польские крестьяне в большинстве совсем не знали, что в Бразилии живут законные владетели этой земли – индейцы. По-видимому, польские эмигранты вообще не представляли себе, что на земном шаре до сих пор существуют первобытные племена, занимающиеся охотой. Первые наши эмигранты, которые поселились в Паране близ Куритибы не встретились с индейцами, вытесненными оттуда еще до прибытия поляков. Поселенцы, очутившиеся в северо-западных районах страны тоже встретили только остатки индейцев из племени короадов, которые нападали на поляков редко.
В значительно худшем положении очутились колонисты, поселившиеся по берегам рек Игуасу и Негру, на границе штатов Парана и Санта-Катарина. К югу от этих рек обитали ботокуды, одно из наиболее воинственных охотничьих племен восточной части Бразилии. Ботокуды не хотели принимать цивилизацию белых и предпочитали смерть потере свободы и независимости. Ботокуды вели примитивный образ жизни; они не знали гончарного дела, не умели выделывать ткани. Рыбу стреляли из луков, мясо жарили на огне или на раскаленных камнях, среди них процветал каннибализм. Ботокуды не носили одежды, кроме украшений в ушах и губах. Тела мертвых закапывали в шалашах и при этом крепко утаптывали землю, чтобы покойник, случайно, не встал и не напал: на живых людей. Междуплеменные споры ботокуды решали весьма оригинально. Между собой не воевали, а все недоразумения разрешали поединком между вождями спорящих племен.
– Это мне очень нравится, – одобрительно вмешался Новицкий. – Во всех войнах всегда страдают невинные люди. Жаль, что такого обычая нет в Европе.
– Тогда я бы обязательно выдвинул тебя кандидатом на пост верховного вождя поляков, – смеясь, воскликнул Томек.
– Это было бы умное решение, браток, потому что я вызвал бы на дуэль сразу российского царя, германского и австрийского императоров и, как пить дать, браток, свернул бы им шеи.
– Зная твою необыкновенную силу, могу этому поверить.