Томится душенька на зоне
Шрифт:
Эдик поднялся, достал из кармана ворох стодолларовых купюр, отсчитал десяток и небрежно бросил на стол. Похоже, он всерьез полагал, что этого будет достаточно, чтобы сломить ее сопротивление. Иначе бы он не праздновал победу, пытаясь обнять Евгению. А она бы не двинула его коленом в пах, чтобы сбить его похотливый накал.
— Уй-е!
— Пошел отсюда, урод!
Вдобавок она просунула палец ему за щеку, больно ухватившись за место, где находился нервный узел.
— Оу-у!
Он стонал и корчился до тех пор, пока Евгения не
Два дня Евгения находилась в неведении. Ей все казалось, что в дом нагрянет наряд милиции; ее обвинят в незаконном проникновении в чужое жилище, доставят в отделение и бросят в камеру к уголовникам… Но в конце концов Эдик появился сам. В белом костюме, с корзинкой цветов и улыбкой до ушей. Смотрелся он эффектно даже при всей своей неказистой внешности, но не смог заставить Евгению проникнуться к нему симпатией.
— Привет! Это тебе!
Похоже, он ожидал от нее салюта восторженных эмоций. Или хотя бы легкого прикосновения губами к его ботинку. Ну да, он же все, а она никто, и за столь роскошный подарок обязана ноги ему целовать.
— Спасибо, — сухо поблагодарила его Евгения.
Не дождется он от нее фурора. Пусть даже из золота цветы подарит… Но не подарит же. Да и она не возьмет…
— Ты чем-то недовольна? — разочарованно спросил он, едва сдерживаясь, чтобы не выпустить наружу злобный пар.
— Довольна.
— Может, накормишь гостя?
— Если гость немного подождет, то конечно.
Анатолий Данилович мог выйти из больницы уже завтра. Она готовилась к встрече. Накрутила фарш, нарезала телятину под отбивные.
Пока она готовила стейк, телохранитель Эдика накрыл стол в зале. Вино, коньяк, фрукты…
— Ты будешь пить в одиночестве? — спросила она, подавая блюдо.
— Нет, мы будем пить вместе, — сказал он и движением руки отослал телохранителя в машину.
— Но я не хочу с тобой пить.
— Это же «Шато Помероль», — сказал Эдик, бережно взяв в руки бутылку вина.
— Не хочу помероль, я еще только жить начинаю…
— Я серьезно.
— Я тоже.
— Ты не видишь, я пришел к тебе с серьезными намерениями…
— И в чем они заключаются? В предложении руки и сердца? — язвительно спросила Евгения.
Иллюзий насчет серьезности его намерений она не строила. Да и замуж за него вовсе не хотела. Эдуард Варшагин был типичным представителем бесславной когорты пакостников, в которую входил мерзкий тип Адам Потапов со товарищи. Она терпеть не могла эту подлую породу людей. И ничего хорошего от Эдика не ждала.
— Ну, это слишком…
— Слишком, — кивнула она. — Я же с помойки, как ты выразился. Рылом, так сказать, для тебя не вышла…
— Может, и не вышла… Но так ты ничего, очень даже здорово смотришься… Я узнавал, за что ты сидела. За разврат, правда?
— Не переживай, тебе это не грозит, — саркастически усмехнулась
— Ну, ты бы могла создать угрозу, я не против, — паскудно усмехнулся он.
— Запросто.
Ей не надо было изготавливать заточку из ложки: на кухне в ящике стола она нашла небольшой, но тяжелый и хорошо сбалансированный охотничий нож. Такой хорошо метать в цель, но Евгения не умела этого делать. Зато в зоне научилась вертеть нож в руке. И пырнуть могла, и на горизонтальном взмахе порезать — правда, чисто теоретически, потому как ни разу не воспользовалась приобретенными навыками.
Эдик и опомниться не успел, как мелькнувший в ее руке нож острием своим уперся ему в подбородок.
— Угрозу создала, что еще? — хищно прошипела она.
— Ну ты змея!
— Если змея, то не ты меня пригрел… Пошел отсюда, козел!
Она убрала нож, и побледневший банкир отпрянул назад.
— Ну, смотри! Ты еще пожалеешь!
Он направился к выходу, но в дверях остановился, вернулся назад, смахнул со стола вино и коньяк. Евгения презрительно скривила губы. Надо же, какой мелочный…
Эдик убрался, но, как показало время, рано было праздновать победу. Не прошло и часа, как он снова ворвался в дом, в сопровождении своих телохранителей, пьяный и подлый.
— Сука! Я с ней как джентльмен, а она как та тварь! — заорал он. — Ты и есть тварь!
Евгения схватилась за нож, когда к ней устремился охранник. Но громила легко выбил его, взял руку на прием, заломил ее за спину. И это было только начало.
— На диван ее давай, шлюху!
Один телохранитель перегнул ее через подлокотник дивана, второй сзади задрал полы халата… Евгения пыталась сопротивляться, но громила так больно заломил руку, что у нее потемнело в глазах. Она могла только выть от унижения и плакать навзрыд…
Но едва банкир подступился к ней, как раздался голос Анатолия Даниловича.
— Что ж ты творишь, сволочь?
Только тогда насильник оторвался от жертвы, а его телохранитель разжал руки. Евгения вмиг воспользовалась обретенной свободой и, подскочив к Эдику, в бешенстве полоснула его растопыренными пальцами по лицу. Ноготки у нее маленькие, но острые, и банкир убедился в этом.
— Тварь! — взвыл Эдик.
Но ударить ее в ответ не посмел. Да она бы и не позволила. И телохранители не пожелали вступиться за него. Присутствие хозяина дома явно смущало их.
— Пошел вон отсюда, мерзавец! — заорал на внука старик.
— Дед, ты чего? — оторопело выставился на него внук. — Это же игра. Она сама так захотела. Любит, когда ее насилуют. Ты же знаешь, за что она сидела!
— Я сказал, пошел отсюда вон! — бледный от волнения, повторил Анатолий Данилович.
А Евгения уже подобрала с пола нож и с ним неторопливо, но с одержимостью приближалась к нему.
— Дед, да ты посмотри на нее, она же психованная! — взвизгнул банкир.
И, призвав на помощь своих громил, убрался из дома.