Томка, дочь детектива

Грачев Роман

– А ты… – пытаюсь сформулировать вопрос, – ты вообще как… в смысле, кто?

Она усмехается и входит в кухню, на ходу снимая с сушилки над раковиной чистую чашку.

– Я совесть твоя. Кофе сделать?

– Лучше чай.

Она делает мне чай. Жарит два яйца. Сидит и смотрит, как я ем. Все время – молча. Потом моет посуду, прибирает постель, принимает душ, стараясь на маячить передо мной обнаженной натурой. Все очень скромно. Между нами ночью действительно ничего не было, просто ей в моем гардеробе не нашлось женской ночной рубашки…

да и кровать лишь одна, зато двуспальная. В те годы я жил в однокомнатной служебной квартире и роскошью похвастаться не мог.

Через час она уходит. Задерживается в прихожей. Снова долго смотрит на меня. Наверно, женщины всегда так смотрят, если нет смысла ругать, как нет смысла пытаться переделать мужчину, которому уже за тридцать.

Наконец, она вздыхает со снисхождением, находит на полке какой-то старый чек и пишет на обороте номер телефона. Я еще не знаю, буду ли звонить, но ее жест видится мне довольно трогательным. Опять что-то теплое разливается в груди. И тревожное.

– Ладно, пока, – говорит Марина.

– Ага.

Так мы с ней и познакомились. Явилась в мою жизнь вместе с утренним похмельем и осталась на годы.

Но у меня ощущение, что настоящее похмелье меня настигло лишь сейчас.

9

Саша Стадухин довел объект до дома. По дороге дважды терял (в чем не преминул сознаться, честный мой), но, к счастью, нагонял. Ни в какие особо интересные места девушка в красной «тойоте» не заезжала – магазин, фотомастерская, почта. На почте задержалась несколько дольше, но Саша проверил – никакого криминала, просто к операционистке выстроилась большая очередь. Девушка получила два больших заказных письма, вернулась в машину, там же распечатала письма и несколько минут вчитывалась в текст на нескольких страницах.

«Я заглянул к ней через плечо, проходя мимо, – оправдывался Саша, – но там что-то похожее на письма из налоговой или пенсионного фонда. У меня такие дома пачками валяются».

Ближе к двум часам дама припарковалась во дворе дома по улице Энтузиастов, поставила машину на сигнализацию и скрылась в подъезде. Согласно распоряжениям, Стадухин отметил время, немного подождал и вскоре покинул место наблюдения.

«Могу вернуться, если хотите» – добавил Саша, но я отменил дальнейшие распоряжения относительно данного объекта.

Итак, часть работы была выполнена. Информации для размышления набралось целый вагон. Не знаю, придется ли она по вкусу моему заказчику, но лично я уже который час пребывал в раздумьях. Я плеснул немного коньяка в кофе и уселся в кабинете перед включенным телевизором.

Я отчетливо понимал, что нужно выходить на прямой контакт. Иного выхода нет. Прячась в засаде и собирая сведения о своей бывшей жене буквально по крупицам, я потеряю драгоценное время. Почему-то мне казалось, что здесь нужно действовать быстрее. Тот напор, с которым к Марине обращался брат Чебышева в летнем кафе, меня откровенно беспокоил. Парень говорил

с ней грубо и явно к чему-то склонял. Требовал чего-то, торопил. Если сопоставить с рассказом Кормухина об ее спешке в заключении брачного контракта, получается весьма пренеприятная картина.

Мои размышления прервал звонок мобильника. Звонила матушка.

– Сынок, прости, если отвлекаю…

Голос у нее не сказать чтобы взволнованный, но и не беспечный, каким она обычно сообщает, что дочка плотно поужинала.

– Что-то случилось?

– Нет. Просто дочь требует тебя.

– Прям требует?

– Да. Так и сказала – дай мне папу. Я объясняла, что папа занят, но она была очень настойчива.

– Знаю, – вздохнул я. – Сам бессилен, если что-то втемяшиться в голову. Ладно, давай.

Трубка недолго шуршала у меня в ухе. Потом зазвучал голос Томки. Странный голос.

– Пап… – Она чуть не плакала. Больше всего не люблю и даже боюсь такого голоса дочери в телефонной трубке. Томка плачет крайне редко, но в те минуты, когда она действительно плачет, весь мир переворачивается с ног на голову. Я готов бросить все и примчаться, чтобы осушить слезки.

– Что случилось, моя хорошая? Что-то болит?

– Нет.

Шмыг носом.

– Ты что-то хотела мне сказать?

– Да.

Шмыг снова.

– Говори, Томыч, не томи.

Шмыг, шмыг. Вздох.

– Мне приснилось, что кто-то умер. Я испугалась, что это ты…

В трубке на заднем плане громко вздохнула мать.

– Приснилось? Доченька, ты спала?

– Да, я уснула перед телевизором. Опять показывали Стива и Бульку. Булька загадала три загадки, и Стив все их угадал, а потом началась Даша-следопыт…

В дверь моего кабинета постучали. Сразу вслед за стуком дверь открылась. В проеме появился Петр. Он был растерян.

– … а потом я уснула, – продолжала шмыгать Томка, – и мне приснилось, что кого-то убили… пап, тебя ведь не убили?

– Ну, милая, ты же меня слышишь?

– Да.

– Значит, все в порядке.

Я выдохнул. От детских страшилок порой бывает не по себе. Томка уже начинала бояться меня потерять. Детский психолог, рекомендованный нашей воспитательницей Олесей, сказала, что в ее нынешнем возрасте Тамара начинает задумываться о жизни и смерти, пока лишь в теоретическом плане, но страх потерять кого-то из родителей уже незримо присутствует, и с этим нужно поступать очень аккуратно.

– Не волнуйся, Томчик, – сказал я, а сам не сводил взгляда с Петра, который жестами дал понять, что у него имеется крайне важная, не терпящая отлагательств, информация. – Можешь прилечь отдохнуть, я вечером приеду. Не забывай, что у нас вечером еще гимнастика.

Она шмыгнула носом еще раз. Напоминание о занятиях по гимнастике не прибавили ей оптимизма.

– А теперь дай трубочку бабе.

– Хорошо, пап. Я тебя люблю! Пока!

Петр, воспользовавшись паузой, бросился на перехват, но меня снова засосала телефонная трубка.