Томка и блудный сын
Шрифт:
– Остынь, – отмахиваюсь я. – Там наверху всего лишь перепуганная истеричная дама.
На площадке десятого этажа мы долго плутаем по коридору в поисках нужной квартиры. Тут целый лабиринт.
Лампы под потолком реагируют на движение и включаются. И неизменные цветы на подоконниках.
Наконец, вот она, сорок третья. Массивная железная дверь, отделанная дорогим деревом. Инкрустированная ручка. Два замка.
Володя нажимает кнопку звонка.
Тишина.
Я чувствую, что начинаю потеть. Сейчас эта мадам откроет, и я ее убью. Пока не знаю за что, но разбираться некогда. Я как та змея из «Пестрой ленты» Конан Дойла – напуганная, она бросается на первую же попавшуюся
Володя звонит еще раз. Еще. Потом просто не снимает пальца с кнопки. Результат тот же. Из-за двери не доносится ни звука.
– Кхм….
Мы оборачиваемся. Стадухин взглядом указывает на дверную ручку. Он умница.
Стрельников опускает ручку вниз и толкает дверь от себя. Та легко подается.
Квартира не заперта.
В те короткие мгновения на площадке я вдруг осознаю, что именно мне предстоит увидеть. Слишком все узнаваемо и предсказуемо.
Мы опоздали.
Квартира представляла собой просторную студию метров сорока с небольшой комнаткой справа. В дальнем правом углу – большой кожаный диван, напротив него, отделенный круглым стеклянным столиком, еще один диванчик, попроще; в левом углу – кухонный закуток. Также по левую сторону располагалась ванная комната. Особого убранства я не увидел, дорогих вещей тоже. Все очень аккуратно и стильно. Женщина давно жила одна.
Сама хозяйка, одетая в шелковый домашний халат, лежала на полу под кожаным диваном. Глаза женщины смотрели в потолок, рот был приоткрыт. Полы халата задрались, и мы получили возможность узнать, что Канаева, находясь дома, пренебрегала нижним бельем.
– Охренительный для ее возраста бикини-дизайн, – выдавил Стрельников.
Его настроение резко изменилось. Он больше не строил из себя старшего товарища, соизволившего выкроить время для помощи непутевому коллеге. С той самой минуты, как мы вошли в квартиру, начиналась его настоящая работа. Правда, радости ему эта новость не прибавила.
– Ты ожидал чего-нибудь подобного? – уныло поинтересовался он.
– Только последние пять минут.
Володя подошел к дивану, оглядел натюрморт. На стеклянном столике стояла пустая бутылка красного вина и два бокала, пепельница с десятком окурков и остатки шоколада в грубо разорванной обертке. Запаха табачного дыма я не почувствовал, следовательно, курили давненько. В комнату через открытую форточку тянулся легкий ночной бриз.
– Поздравляю, – обернулся ко мне Володя, – теперь и у тебя жмуры завелись.
Он набрал номер на мобильном телефоне. Спустя полминуты ожидания заговорил начальственным тоном:
– Дежурный! Стрельников беспокоит… Нет, я не на службе, но пришлось… Короче, труп в квартире на Университетской. Женщина сорока лет, Светлана Канаева… Пока не знаю, но есть основания… Высылай бригаду… да, и побыстрее! Пиши адрес…
Следующие полтора часа прошли незаметно. Точнее, я толком не помню, что там происходило, потому что голова моя плыла в тумане. Вызванная Лестрейдом бригада приехала довольно быстро, минут через двадцать. Эксперты суетились вокруг тела, снимали отпечатки пальцев, фотографировали. Медик подтвердил, что смерть наступила около трех-четырех часов назад. Очень похоже на сердечный приступ, но нужно подтвердить на вскрытии. Никаких особых улик и зацепок.
– Она жаловалась на давление, – сказал я, отвечая на вопросительные взгляды оперативников. – При мне глотала какие-то пилюли.
Володя вздохнул.
Я ушел на балкон, где стоял и смотрел на панораму ночного города. Курить не мог, иначе голова разлетелась бы на куски, как арбуз. Я вдруг подумал, что сегодня с нами – со мной и Тамаркой – могло произойти все,
«Смени работу, пока не поздно», – бросила мне в спину Олеся. В голосе слышались стальные нотки. Она уже побывала в роли заложницы не так давно и на себе испытала, что это такое – попадать под удар наковальни. Мне теперь, как Питеру Паркеру, влезшему в шкуру Человека-паука, придется прекратить все личные отношения, дабы не подвергать близких опасности, либо переквалифицироваться в вахтеры дворца культуры железнодорожников. И тот, и другой вариант – неприемлемы. И не будет мне покоя до конца дней моих. Я не смогу жить без своего неба, и небо, боюсь, тоже будет грустить без меня. И я не представляю жизни без Тамарки. Куда ж я ее дену? Сдам матери? Я очень сомневаюсь, что Марина в данный момент готова взять на себя бремя ответственности за собственную дочь. Мы не видим и не слышим ее неделями и даже месяцами. Я почти уверен, что спустя годы, когда Томке стукнет восемнадцать или когда ей замуж приспичит, ее мамаша хватится, но это будет уже совсем другая мелодрама.
Удрученный и вконец вымотанный, я побрел в туалет. По дороге услышал разговор Стрельникова по телефону:
– Харин Евгений Палыч, компаньон Канаевой в компании «Пи-Ай-Пи сервис»… Пи! Ай! Пи! Вашу дивизию… Да, отправляй немедленно.
Версию о возможной причастности Харина я подсказал ему полчаса назад. У совладельца компании были прямые экономические мотивы избавиться от лишнего рта. Я не знал, что у них было прописано в уставе, но при должном обращении с бумагами у Харина не должно возникнуть проблем с единоличным водружением на троне.
Осталось понять, какое ко всему этому отношение может иметь мой недавний подзащитный и какую роль он, паршивец, отвел мне. Что ж вы тут затеяли, граждане уголовнички?
В ванной комнате я обнаружил роскошное джакузи. Дно было сухое. Унитаз приютился в углу, рядом с душевой кабиной. По размерам эта комната едва ли уступала моей спальне.
Я запер дверь, собрался поднять крышку унитаза… но замер.
Мой утомленный мозг был еще способен фиксировать детали. Словно в черепушке у поверженного Терминатора зажглась лампочка: «Пииип! Внимание! Включен резервный источник питания!».
– Отчим парень неплохой, – пробормотал я, – только… только ссытся и глухой.
Я тут же застегнул штаны и отпер дверь. Володя сидел на табурете в центре комнаты, скрестив ноги, и что-то искал в телефоне. Эксперты заканчивали работу, готовили тело к транспортировке.
– Володь!
Он поднял голову. Энтузиазма я в глазах не обнаружил. А напрасно.
– Пробейте еще Игоря Устьянцева, директора автобазы номер три. Это отчим Круглова.
– На кой?
– Он оставил следы.
И я гостеприимно распахнул дверь ванной комнаты.
В три я вырубился. Организм не спрашивает, в состоянии ли ты перебирать ногами или молоть языком. Он просто отключается. Я давно не испытывал его на прочность – с тех самых пор, как дочка была еще грудничком.
Похоже, теперь сутки бодрствования мне не по плечу.
Мне снилось что-то невообразимое. Образы, лица, удары. Падающая в бездну Томка, которую я не мог поймать. С укоризной глядящая на меня Олеся. Почему-то вспомнилась бывшая жена Марина. Она не укоряла, нет. У нее было на редкость равнодушное выражение, каких я не припомню даже наяву. Потом что-то меня встряхнуло, и я полетел сам – в бездонную пропасть, теряя по пути руки и ноги. При этом, что странно, ощутил некое воодушевление от полета. Страх, конечно… но и эйфорию. Я с детства так клево не летал во сне. Проснулся я от потряхивания за плечо.