Томми и К°
Шрифт:
Часов через пять, когда луна июльской ночи окутала серебристой мглой мрачноватые постройки квартала Роллс-Корт, снова по бугристой мостовой эхом разнеслись звуки кованых подошв мистера Клодда. Однако мистеру Клодду было не до луны и звезд, а также всякой подобной дребедени; его всегда занимали куда более существенные мысли.
— Видали старого мошенника? — поинтересовалась высунувшаяся из дверей миссис Поустуисл, препровождая затем гостя в дом.
— Прежде всего, — начал мистер Клодд, откладывая в сторону шляпу, — скажите мне, вы в самом деле окончательно решили избавиться от вашего жильца?
В ту же секунду тяжелый удар сверху, потрясший потолок, заставил мистера Клодда вскочить со стула.
— Что такое? — воскликнул он.
—
— В таком случае, — сказал усаживаясь мистер Клодд, — выход найден.
— Слава Тебе, Господи! — воскликнула миссис Поустуисл в религиозном порыве.
— Все оказалось так, как я и предполагал, — продолжал мистер Клодд. — Наш блаженный старичок — между прочим, он приходится Глэдмену шурином, — является обладателем небольшой ежегодной ренты. Точной суммы мне выяснить не удалось, однако я догадываюсь, что ее достаточно, чтобы обеспечить его содержание, а также гарантировать старику Глэдмену, который заправляет его делами, весьма ощутимый доход. Отправлять его в лечебницу они не хотят. Сказать, что старичок нищий, нельзя, а если поместить его в частное заведение, то это, по-видимому, будет стоить всех его денег. К тому же сами родные отнюдь не намерены ухаживать за придурком. Я выложил старому Глэдмену все начистоту, показал, что я полностью в курсе дела. Словом, я готов все хлопоты принять на себя, если, конечно, вас это устроит, и в таком случае Глэдмен готов расторгнуть с вами контракт.
Миссис Поустуисл направилась к буфету, чтобы налить стаканчик вина мистеру Клодду. Очередной громкий стук упавшего, причем весьма стремительно, тела, раздался сверху как раз в тот момент, когда миссис Поустуисл, держа стакан на уровне глаз, аккуратно наливала в него из бутылки.
— Ну разве это не беспокойство? — заметила миссис Поустуисл, подбирая осколки.
— Потерпите еще всего лишь одну ночь, — заверил ее мистер Клодд. — Завтра же утром я заберу его. А до той поры я бы вам посоветовал положить ему под его жердочку матрас, пока вы еще не легли спать. Мне бы хотелось получить его завтра в относительной исправности.
— К тому же звук падения будет не так слышен, — согласилась миссис Поустуисл.
— За здоровье непьющих! — провозгласил мистер Клодд, выпил и поднялся, чтобы уйти.
— Судя по всему, вы неплохо обделали дело в свою пользу, — заметила миссис Поустуисл. — Что ж! Кто-то вас за это осудит. А я скажу — Господь вас благослови!
— Мы прекрасно с ним поладим, — заверил ее мистер Клодд. — Я обожаю зверюшек.
На другой день рано поутру четырехколесный экипаж подъехал к воротам Роллс-Корт и увез Клодда с его Блаженным (которого с тех пор так и стали именовать: Блаженный Клодда), а также все пожитки Блаженного Клодда, включая и гардинный карниз. И снова за стеклом веерообразного окошечка над дверью бакалейной лавки появилось объявление: «Сдается угол одинокому мужчине», каковое по прошествии нескольких дней привлекло внимание одного необычного с виду, длинного и костлявого паренька, говорившего так странно, что миссис Поустуисл некоторое время не могла понять, чего он хочет. Вот почему и по сей день можно встретить почитателей книг «огородной школы» [1] , тщетно блуждающих по Западному Сент-Данстану в поисках Роллс-Корт и с огорчением узнающих, что квартала более не существует. Но это история про Малыша, а мы рассказываем про то, как начинал Уильям Клодд, ныне сэр Уильям Клодд, баронет, член парламента, владелец более двухсот газет, больших и малых журналов: Честный Билли, как мы называли его тогда.
1
Литературное
Никто не скажет, что Клодд не заслуживает той прибыли, которую, не исключено, могла принести ему его негласная психиатрическая лечебница. Уильям Клодд был добрый человек, пока склонность к сантиментам в нем не начинала противоречить деловой хватке.
— Вреда от него никакого, — заметил мистер Клодд, обсуждая суть дела с неким мистером Питером Хоупом, журналистом с Гоф-сквер. — Ну, разве что он слегка с приветом. Так и нас с вами могло бы постичь то же самое, если бы мы изо дня в день не были заняты ровно никаким делом. Кроме детских шалостей, человеку ничего не остается. Вот я и решил, что самое лучшее — включиться в его игру и таким образом управлять ситуацией. На прошлой неделе ему вздумалось сделаться львом. Я заметил некоторую странность в его поведении, он рычал, требовал сырого мяса, а по ночам принимался рыскать по дому. Если б я стал ворчливо увещевать его, это ни к чему бы не привело. Я просто взял ружье и пристрелил его. Теперь он стал уткой, и я стараюсь его в этом не разуверять: купил ему три фарфоровых яичка, он их часами рядышком с ванной и высиживает. С ним меньше хлопот, чем с иными нормальными.
Вновь наступило лето. Клодда можно было частенько встретить спешившим под ручку со своим Блаженным — тихим, маленьким старичком, несколько напоминающим священнослужителя, — по тем самым дворам и улицам, которые являлись полем сбора мистером Клоддом квартирной платы. Их очевидная взаимная привязанность явствовала прелюбопытнейшим образом: молодой, рыжеволосый Клодд опекал своего сухонького, седенького приятеля с отцовской снисходительностью, тогда как тот время от времени взглядывал на Клодда снизу вверх с младенческим выражением преданности и обожания.
— Нам все лучше и лучше! — заверил Клодд Питера Хоупа, когда пара повстречалась с ним на углу Ньюкасл-стрит. — Чем чаще мы бываем на свежем воздухе, чем больше у нас обнаруживается дел и забот, тем лучше, верно?
Тихонький старичок, повисший на руке Клодда, заулыбался и закивал.
— Между нами говоря, — добавил Клодд, понизив голос, — не так уж мы глупы, как иные полагают!
Питер Хоуп продолжил свой путь по Стрэнду.
— Клодд — добрый малый, да, добрый малый, — проговорил Питер Хоуп, который в силу многолетней жизни в одиночестве приобрел манеру разговаривать вслух. — Но не думаю, что он из тех, кто понапрасну тратит время.
С наступлением зимы Блаженный Клодда захворал.
Клодд припустил на Чансери-лейн.
— Говоря по правде, — признался мистер Глэдмен, — мы и не рассчитывали, что он столько протянет.
— Ну да, вы рассчитывали на его ренту, — сказал Клодд, которого нынешние его поклонники (а их немало, ибо к нынешнему времени он уже, должно быть, миллионер) обожают именовать не иначе, как «прямым и честным англичанином». — Может, хоть сейчас удосужитесь потрудиться и увезете его от наших туманов в теплые края, чтоб ему полегчало?
Казалось, мистер Глэдмен уже готов был обсудить этот вопрос, однако миссис Глэдмен, дамочка проворная, охотно взяла решение на себя.
— Не будем искушать судьбу, — сказала миссис Глэдмен. — Человеку семьдесят три года. К чему попусту тратить деньги? Надо смириться.
Никто не скажет, никто бы не осмелился сказать, что в подобных обстоятельствах Клодд не стремился сделать все возможное. В конце концов, вероятно, ничто бы здесь не помогло. По совету Клодда сухонький старичок превратился в мышонка и тихонечко лежал себе в норке. Если же он пытался вскакивать и заходился кашлем, Клодд, принимавший облик ужасного, черного кота, угрожал в любую минуту кинуться на него. Только смирненько лежа в постели и делая вид, что уснул, мышонок мог избежать когтей безжалостного Клодда.