Тонги
Шрифт:
Картинка зависла. На секунды? На час? Включился свет, восстановили электроснабжение. Тонги открыл глаза, огляделся. Никого. Ошарашенный, не спеша встал, оделся.
Что же это было? Лена вернулась что ли? Он вышел на крыльцо. Дождь закончился, но всё было под горлышко наполнено влагой. Сырость пробирала до костей.
Тонги постоял, помял сигарету, но не закурил. Глянул на часы – пол-десятого. В доме соседей горел свет, значит – не спят. Схожу, поздороваюсь с шалуньей.
Пошел через улицу; образовавшиеся лужи не позволяли использовать короткий маршрут. Тони миновал
– У нас горе Антон. Нет уже Леночки. Позвонили из Питера, погибла сегодня. Несчастный случай. Как-то там упала в какой-то канал и утонула. Вытащили, но поздно. Садись, помянём.-
Тонги словно превратился в робота; автоматически выпил. Он ничего не понимал. Кто посетил его сегодня вечером?
Вернувшись к себе, ещё раз осмотрел свою берлогу. В том месте, где привиделся образ желанной девушки, на полу маленькая лужица. С крыши натекло? Или призрак явился?
Тонги не верил во всю эту потусветную муть, но поёжился. Он всё-таки лёг спать, в одежде, не выключая свет.
Наступило утро. Все события прошедшего вечера выглядели по-другому, не смешно, но и не пугающе. Лишь известие о трагическом событии с Еленой жгучей болью отдавало за грудиной.
*
Дежурство прошло тихо. Тонги отбарабанил ещё одно, подменив Лорика, сменщика и друга. Он рассказал ему о явлении, опустив естественно интимную прелюдию.
Однако Лорик, в глазах Тонги, – олицетворение дерзости, неожиданно стушевался.
– Залупи себе на носу: в дьявольские дела я не суюсь.-
Такой категоричности было веское обоснование. Состоялся весной тут норативчик. Иногда среди отдыхающих возникали споры на различные исторические, философские или религиозные темы. Лорик не раз становился участником таких коллоквиумов. Поскольку реальных академических знаний ему явно не доставало (неоконченное высшее), то брать приходилось различными вольными придумками.
В тот раз Лорика несло; историю религии трактовал напропалую. Суть непорочного зачатия святого младенца, Лорик, наблатыкавшись у санаторного медперсонала, отнёс к категории ЭКО. В смысле: чем не пример первого в упоминания об экстракорпоральном оплодотворении?
Далее прошёлся по житию самого Учителя. Мол, если он сын человеческий, то и страсти людские ему вовсе не чужды. И что же его библиобиографы?, описывая и трактуя каждое слово, скупо – то есть, вообще, никак – о половых ньюансах? Магдалина там проскользнула эпизодом, и то, в плане раскаяния. А в остальном! – толпа мужиков бродила по району туда-сюда и денно и ношно. Ели хлеб, пили вино; женского пола нет, переориентированы что-ли все? Информация по интимной части утаена.
Публика завозмущалась: богохульство! Как только язык не отсохнет?
– Да вот не отсохнет.– огрызался Лорик. – Он и дан человеку, чтобы перемалывать всякое непонятное. –
Бахвальство, однако, оказалось наказанным. На следующий день у Лерика, когда он пил минералку, лопнул бокал прямо во рту.
Вот и думай потом: кара ли? или случайность?
Раж всё-таки пригасил.
*
Лорик и другие работники санатория называли Антона не просто Тонги, а Тонги-Воробей. Не в честь известного киношного персонажа Джека, а потому, что фактурой он был малость неказист и действительно походил на взъерошенного воробышка. Внешность Тонги – бич судьбы, дамы не воспринимали его серьёзно, что, конечно же, тоже подталкивало к затворничеству.
Однако сейчас, под конец марафона дежурств, Тонги с удивлением констатировал, что полненькая санитарка Люба, подпольная кличка – Курица, вдруг стала к нему подкатывать. Перекинулись игривыми фразами, то, сё, и в итоге Курица заявила, не прочь поужинать с Тонги прямо на его территории.
– Слышала, что тебе приведение явилось? – Тонги смекнул, что это Лорик надоумил санитарку позаботиться о нём.
У Тонги и раньше завязывались знакомства с различными дамами, но в основном , мягко говоря, не симпатичными и потому, если что и случалось, то по-пьяни. Когда же трезвел, то, не медля, как он говорил, изгонял крокодила.
Иногда, вообще редко, обращался к профессионалкам. Однако такие приключения, хотя и нравились ему, но несли в себе приличные затраты – не потянуть.
Люба-Курица – тоже не фельдиперсовая, но «цеплялки» в ней присутствуют: родинка на щеке и круглая попа. В настоящей ситуации – чем не палочка-выручалочка для Тонги?
– Вот наведу марафет в своём гнёздышке, тогда и приглашу. –
На самом деле он не был уверен в своей мужской состоятельности. Ночное явления призрака Елен эрекцию отшибло напрочь.
*
Утром на третьи сутки Тонги приковылял в своё жилище. Это совсем не большой домик: где-то 7х7. По соседству – ещё три, примерно таких же. Коттеджей на этом склоне не строили. Горный закуток, где нет ровных площадок, назывался Кочевряжами. Кто уж так придумал – не ведомо, но народец местный и вправду перекососделанный: кто хромой, кто жирдяй… .
Бабушка Антона – тихая маленькая старушенция, жила незаметно и также незаметно ушла в мир иной. Недвижимость досталась внуку и он, освободившись, с радостью въехал сюда. На волнах гашишного прихода Воробей перекрасил всё, что можно в разные цвета: забор – в синий, стены дома – в красно-бордовый, окна и двери – в зелёный. Получилось не логично, но весело. В противовес окружающей серости.
Антона домик обычно всегда радовал своим видом, но сегодня показалось ему жутким: холодным и неуютным. Пришлось быстро, вдобавок к электроотоплению, растопить дровяную печь, находившуюся в большой комнате. Ещё были маленькие спальня и кухня. Тони достал из холодильника копчённый адыгейский сыр, открыл банку с солениями… Но есть сразу не стал. Налил в стакан грамм 150 водки и накатил не запивая. Сел в кресло у печи, включил негромко телевизор, начал закусывать, отрывая маленькие кусочки от принесённого свежего лаваша и добавляя остальное.