Тонкие грани. Том 5
Шрифт:
Белый код — это отбой. Тут всё ясно.
Почти все из командиров и офицеров должны знать, что какой код значит. Чтоб могли между собой связываться и запрашивать помощь двумя словами, назвав всего цвет кода и адрес, куда требуется поддержка.
Правда, пока это всё через меня делается, и я решаю, какой код какому событию присваивать, однако в скором времени Фея должна будет решить вопрос со штабом и лейтенантами. То есть любая стычка передаётся лейтенанту, а он, в свою очередь, оценивая, насколько это важно, говорит в штаб, а те уже высылают подмогу. Мне же будут просто приносить
А пока… а пока как есть.
Что касается банд, которые рискнули это сделать, очень скоро им напомнят, что такое соблюдать перемирие. Отправлю людей, чтоб пожгли у них склады с оружием, да и подсократили их количество, а то вообще охренели. Все должны знать, кто здесь сила, даже если мне придётся в ближайшие дни прибивать головы ублюдков к дверям домов, в которых они жили, чтоб красочно объяснить свою позицию. Столько лет эволюции, а едва ли не половина человечества до сих пор понимает только боль, как животные.
Прислушиваясь к тому, как Эйко заливается смехом, будто нашла себе что-то более интересное, чем волосы бедной Сони, я продолжил готовить. Раз смеётся, значит, всё хорошо. Пока что. Но вот Соню надо… не знаю, прятать от неё.
Быстро перекусил, помыл тарелки, достал еду для Эйко и пошёл в зал. Но едва пересёк порог, как замер на месте, застав удивительную картину и даже не сразу поверив в то, что вижу перед собой.
Соня сидела на полу.
Не на кровати, как я её оставил и как она проводила большинство своих дней, а на полу. Сидела, облокотившись на кровать и вытянув ноги вперёд. Что ещё более удивительно, на её коленях сидела Эйко, явно чего-то ожидая и с завидным сосредоточением наблюдая за ней.
Честно говоря, я даже немного охренел от увиденного. Я не мог поверить в это, хоть и понимал, что рано или поздно такое произойдёт — Соня окончательно придёт в себя. Но не так же неожиданно! Не за то время, пока я, блин, был на кухне! Я ухожу, и она лежит на кровати, возвращаюсь, а они уже тут посиделки устроили. Но куда больше удивлений меня ждало через несколько секунд, что и стало ответом на вопрос: чего это Эйко так заливалась смехом.
Она держала перед собой напротив друг друга ладони, будто что-то удерживая между ними. Вот они сидят, чего-то ждут, и тут неожиданно между ладонями появляется разряд. Яркая вспышка, сопровождающаяся молниями.
И стоило Эйко увидеть это, как она громко рассмеялась, заливаясь смехом и едва не падая с колен Сони. Отсмеялась, начала болтать на своём и пускать слюни, дёргая руками. Видимо, прося ещё раз повторить фокус. Замерла, со средоточием наблюдая за её ладонями, и вот новый разряд и новый приступ хохота.
Вначале я было испугался и уже хотел броситься вперёд, но смог удержать себя на месте, потому что Эйко не плакала — она смеялась. А присмотревшись получше, понял, что всё несколько не так, как предстало передо мной мгновением раньше.
Соня играла с Эйко.
Не наказывала за то, что та вырвала клок волос у неё, а играла, показывала простенький фокус класса Тантум, самого начального класса опасности. Возможно, болючего, если даже Эйко решит
Осторожно, чтоб не испугать обеих, я прошёл в комнату и сел на стул, продолжая наблюдать за ними.
Вмешаться? Нет, я не считал это необходимым. Девочки вроде как нашли общий язык, что было весьма удивительно. А раз они его нашли, то может даже смогут подружиться. Сейчас лезть — это разрывать мало-мальски налаженный между ними контакт, что не есть хорошо. Также Соня может подумать, что ей не доверяют, боятся или любят меньше — дети бывают очень мнительными иногда. Да и всё-таки они были частью одной семьи теперь и хорошо, что обе находили общий язык между собой.
А через двадцать минут обе уснули прямо на полу. Соня, как сидела, так очень медленно и завалилась на бок у кровати. Эйко несколько минут пыталась её разбудить, дёргая за волосы, уши и нос, заглядывая в лицо. Подёргала за щёки, что-то спросила, потянула за щёку, вновь спросила что-то очень важное, но под конец заползла к ней под бок и тоже уснула.
Это выглядело настолько мило и уютно, что на сердце само собой стало тепло. Нечасто у меня бывает наплыв этих чувств — тепла, уюта, умиления и любви. Особенно одновременно.
Кто-то спросит, люблю ли я их? На этот вопрос я могу ответить так — если кто-то или даже что-то решит им навредить, я выковыряю это хоть из-под земли, даже если мне придётся сжечь к чёртовой матери половину города, а то и весь. Даже если придётся пустить под откос весь картель. Мне кажется, что это и есть любовь.
Немного раньше я говорил, что не чувствую к Эйко ничего. Сказать по правде, я и сейчас к ней особо ничего не чувствую, но лишь до момента, когда она рядом. Когда же её нет, тогда мне становится немного неуютно. Я это прочувствовал, когда очухивался после наркотиков и мог немного ясно мыслить. Вокруг словно стало пусто и не хватало чего-то очень важного.
— Эх, дети, дети… — вздохнул я, осторожно беря сначала Эйко, потом Соню на руки и укладывая их обратно спать. Правда, Эйко пришлось выковыривать из цепких ручонок Сони, но куда ей до меня.
Немного было странно и то, что она просто неожиданно взяла и слезла с кровати. Может упала с неё, когда пыталась взглянуть на Эйко, а там уже сама села? Или действительно ходит? Просто когда человек не двигается, мышцы у него атрофируются, что не есть хорошо. И там ему предстоят многие месяцы реабилитации, чтоб вернуть себе способность нормально передвигаться.
Вообще, мне хотелось попробовать поговорить с Соней, однако будить ради этого ребёнка не хотелось совсем, как и прерывать их игру с Эйко. Поэтому я решил подождать до следующего раза, когда она проснётся. Вместо этого позвонил Фее.
— Алло, занята?
— Звонишь по личному телефону? — казалось, что она удивилась. — Что-то произошло?
— А ты где сейчас? Я слышу на заднем фоне шум.
— Я у Скрипки на пункте. Слышал же, обстреляли их, убили двоих.
— Да, слышал. Что-нибудь есть по ним интересное или опять их попытка показать себя? — спросил я сразу.