Тонкий слой были
Шрифт:
– Ладно, я поняла. Но если обманешь…
– Да-да, наколдуешь мне…
– Нет, просто сломаю нос.
Они смотрели друг на друга без пререканий. Драко подавил желание сделать что-нибудь дурное и обидное.
– Ой, а я уже и забыл.
– Как же, забыл ты, – хмыкнула она. – Плевать. Не до грызни. Я согласна и потому, что кубок, очевидно, не в замке. Есть у меня идеи, с чего начать, но ты тут не понадобишься, потому что язык у тебя поганый. Ляпнешь глупость – все испортишь. Не спорь. И если нам придётся выходить из Хогвартса, я бы предпочла не гулять по Англии X века в одиночку. Колдовать открыто
– Полегче, а то от тебя звучит, как признание в любви, – Драко театрально сгримасничал, изобразив смущение. А потом томным шепотом добавил: – И кто же мы друг другу?
– Паясничай, но лишнего себе не выдумывай. Будем братом и сестрой.
– Идеальное прикрытие! Мы как раз похожи!
– Неважно! – вспылила Гермиона. – После выдумаем легенду. Мне нужен один день, чтобы кое-что выяснить, и скажу, куда отправляемся.
Он молчал, вытянув губы, и как-то подозрительно саркастично кивал.
– Я пойду, уже поздно.
Она снова попыталась уйти, он снова ее окликнул:
– Грейнджер?
– А?
– Спокойной ночи, – он сказал это таким же шепотом, как вопрос, кем они друг другу придутся.
Теперь она ушла от него сердитой и недовольной, и от этого Драко стало снова уютно, словно так оно всегда и должно быть. Слишком уверенно себя почувствовала Гермиона, когда раскомандовалась. А у него сейчас козырей не нашлось. Вот он и подметил, что от его ироничных «подкатов» она стушевывается, как третьекурсница. Значит, способ ее урезонить он нашел. И на том довольный сам отправился спать.
Наутро Гермиона собралась в дорогу, точнее, ее сумку собирали всем факультетом – зелья, теплые шоссы, еды впрок. К Драко же пришел один Брутус.
– Мастер Салазар сказал, что ты, видимо, мой потомок, – начал он.
– Видимо, он, – согласился Драко.
Даже если не так, теперь у Брутуса будут более веские, чем честь факультета, причины ему помогать.
– И кажется, я – последний из мужчин в семье. Насколько мне известно, остались моя мать и тетка. Остальные, увы, – Драко говорил скорбно, но помнил, как средневековому дворянину важно знать, что род его продолжается.
Брутус сделался серьезнее прежнего и протянул ему большую суму со всем необходимым в дорогу.
– Тогда пусть у тебя все получится, Драко. Нам запрещено помогать вам за пределами Хогвартса. Но в стенах замка я сделаю все, чтобы тебя вернуть домой.
Пусть и немного, но заверения утешили. Гермиона тоже не теряла времени, но отправилась она к Пенелопе Пуффендуй. В конце концов, чаша явно принадлежала ей. Завидев ее в дверях кухни, где Основательница возилась с составлением рациона на осень, Пенелопа качнула головой и попросила:
– Ох, девонька, скажи мне, что пришла за пирогами да орешками в дорогу. Иначе не найдется у меня для тебя помощи – я слово дала и слово сдержу.
Гермиона виновато замешкалась в проходе, но на кухню вошла.
– Что вы, я не посмею просить о помощи. Хотя от орехов не откажусь.
Пенелопа махнул эльфам, чтобы те принесли все нужное.
– Но я и поговорить хотела, – начала она, но услышав, как шумно вздохнула
Розовощекая Пенелопа улыбалась, глядя на ее неумный интерес к их детищу.
– На кухню часто приходят студенты за добавкой. Но таких голодных до знаний я еще не встречала! Присядь, Гермиона, раз уж пришла, присядь. Сидру? Пива? Нет, что ж. Ой, что тебе такого рассказать… Как мы волшебников находим? Да как? По-разному: то клич кинем с совами по известным нам магическим семьям. Кто, где уродился, подошел ли возраст. Вот первых набрали ребятишек, ваших ровесников. Вот Елена первой ученицей стала, матушка ее первую привела, оно и понятно.
– А среди магглов? – спросила Гермиона.
– Это мы с Годриком так и сдружились годочков десять тому назад. Я ходила врачевала по семьям крестьянским, он из похода шел – искал, стало быть, Грааль. Не нашел, конечно, – она суетилась и что-то то резала, то толкла, то месила, пока рассказывала, и от взмахов ее рук то и дело разлетались брызги и вставало облако муки. – Стали значит ребятишек собирать вокруг себя, учить. Потом узнали, что есть еще, значит, кто таким занимается. Так вчетвером собрались и решили самую настоящую школу сделать. А я-то теперь знаю, как искать. Ты ж сама-то тоже из простаков вышла, верно?
Гермиона кивнула.
– Вот. А ты этого не стесняйся. И Салазара не слушай. Простые люди они иной раз и крепче, и смышленее, и всяко человечнее бывают. А то бывает кровь у одного благородная, а душонка… Тьфу, даже зайца боится!
– А как, в итоге, вы решили делить детей на факультеты? Почему Шляпа именно эти качества выделяет для каждого из четырех? – спросила Гермиона набирая на ступку предложенный ей мед.
– Так все уже до нас придумали? – всплеснула Пенелопа руками. – Чего лишнего городить? Вот к Годрику, скажем, идут все, кто правителем уродился – короли, герцоги, полководцы. Каждый, за кем идут, хоть из волшебного, хоть из не волшебного рода… А к Салазару такие же вроде как, – она поджала губы. – Да не такие. Часто им чего-то не хватает, чтобы на место первых придти. Но иногда они могут и свергнуть. Скажу так: борьба их за власть так же естественна, как восход солнца по утрам. Кандида собирает всех умненьких, любопытных – таких, как ты и собирает. Ты как вообще у Гриффиндора оказалась?
– Да мне Шляпа предложила выбор, я и решила.
– Хороший выбор сделала, – одобрила Пенелопа. – Значит, на своем месте очутилась, не жалей.
– Не жалею.
– Вот, но Кандида тоже переборчива. Даже самородка, но из крестьян к себе не возьмет. Говорит, «деревенщина». А мне что? Я всех приму!
– Я вас такой и представляла, в историю вы вошли очень великодушной, – поведала ей Гермиона.
Пенелопа сдержанно отмахнулась от ее ремарки.
– Всяк имеет право быть самим собой. Раз уродился волшебником, так мое дело его только научить правильно колдовать, ведь просто колдовать он и сам умеет.